Ульв обернулся к ней. Спокойно, без спешки или удивления.
— Для цверга — более чем. — Он горстью зачерпнул воды, принялся оттирать плечо.
Альва заметно смутилась. Бард снова отвернулся, перестав обращать на неё внимание. Геро какое-то время ёрзала на месте, пока, наконец, не выпалила:
— Это она тебе приказала? Ну… чтобы так?
На этот раз Ульв замер, но продолжал стоять к альве спиной.
— Нет. Это только моё дело.
Геро готова была поклясться, что сейчас он добавит: «И не надо ей об этом говорить», но Ульв промолчал.
— Она хочет тебя видеть, — сообщила альва.
Придворный певец невозмутимо продолжал отмывать руки от крови.
— Скоро буду, — ответил он спокойно, будто задержка объяснялась невычищенным плащом или сложной шнуровкой на сапогах.
Зато едва заметно вздрогнул, когда к его спине прикоснулся пучок мягкой травы.
— Давай, помогу, — лукавое личико Геро отразилось в тёмном зеркале воды, насмешливо исказилось волнами.
— Хорошо, — цверг собрал прилипшие к спине волосы, перебросил их вперёд.
Альва отпрянула.
— Ульв, у тебя тут… — нерешительно начала она.
— Две раны, — голос барда звучал монотонно и безжизненно. — Одна рваная, но поверхностная. Вторая…
— Вторая смертельная!!! — выпалила Геро, сорвавшись на жалкий писк. — И от неё несёт железом!
— Потому что её нанесли железом. — Бард полоскал в воде волосы, снова добавив красного в только начавшую очищаться воду.
— Как ты ещё стоишь? — осведомилась Геро, подозрительно осматривая придворного певца. Он был бледно-зелёным, так что мог, по большому счёту, сойти за мертвеца. Вот только он таким был всегда.
Ульв ответил не сразу. Но всё-таки произнёс:
— Меня невозможно убить.
Заинтересовавшись, альва передумала в панике бежать.
— Почему?
— Потому что я бессмертный. — Бард криво усмехнулся.
Геро снова подошла поближе, гонимая любопытством.
— Совсем бессмертный? Как бог?
Ульв покачал головой.
— Бога можно убить. А меня — нет.
Пучок травы снова коснулся его кожи. Но на этот раз гораздо бережнее. Некоторое время оба сосредоточенно отмывали цверга.
— Хочешь, — нерешительно начала Геро, — я могу…
— Хочу. Но тебе будет больно. Там много железа.
Альва только насмешливо фыркнула.
К тому времени, как спина Ульва снова стала гладкой и цельной, выражение лица Геро разительно изменилось. Рогатую трясло, руки горели, хотелось скулить и скоблить их, или забиться куда-нибудь, или пожаловаться королеве Мэб…
— А тебе хоть бы хны, — обиженно бросила она цвергу. — Мало, что бессмертный, так ещё и не чувствует ничего, чурбан!
— Я чувствую, — Ульв вышел из воды и, нисколько не стесняясь альвы, принялся неторопливо одеваться. — Не хуже тебя.
— Ты даже не вскрикнул! Только дёрнулся слегка.
— Крик отнимает много сил, — сообщил бард. — И связки можно повредить. Голос мне не для этого.
— Ну тебя, — буркнула Геро и поплелась в лес.
— Где ты пропадал так долго? — спрашивая, Мэб не глядела на собеседника прямо. Ульв знал этот её взгляд искоса, цепкий, не упускающий ничего. Придворный певец откинул полу чёрного плаща и поклонился.
— Я принёс тебе кое-что, моя королева.
Бард действительно протянул ей цветущую ветку. Мэб осторожно взяла, при этом её прохладные пальцы коснулись его горячей ладони.
— Тёрн? — тонкая бровь изогнулась не то вопросительно, не то насмешливо. — Ты любишь цветы, Бард?
— Я люблю всё прекрасное, — Ульв всматривался в лицо королевы, подмечал непривычные складочки в уголках губ, слишком жёсткие завитки волос, обрамляющих высокий лоб, непонятное выражение глаз.
Мэб задумчиво вертела подношение в руке.
— Этот куст разрастается, захватывая всё вокруг… плоды у него кислые и терпкие, и эти шипы!
— Но разве он не прекрасен? — Певец подошёл ближе, как будто крохотная лесная полянка, на которой они стояли, была огромным залом, с другого конца которого надо кричать, чтобы быть услышанным.
Мэб пощекотала цветок кончиком ногтя.
— Милый. Не более того. Кувшинки гораздо красивее.
— Холодные. — Бард стоял так близко, что тепло его дыхания согревало кожу повелительницы фей. — Мне нравится тёрн. Его плоды опьяняют, и аромат их тоньше, чем у верескового мёда. Нужно только уметь их приготовить.
Королева прислонилась к стволу ясеня, разлапистая ветка тут же закрыла от барда её лицо. Но по голосу Ульв безошибочно определил: Мэб улыбалась.
— А ты умеешь? Готовить?
Бард отогнул преграду в сторону, тоже облокотился о дерево и очень серьёзно произнёс:
— Пока нет. Но я обязательно научусь.
Мэб опустила взгляд на ветку, которую всё ещё держала в руке. Провела пальцем вдоль длинного шипа.
— Прекрасное всегда нуждается в защите, — Ульв отнял пальцы королевы от шипов и поднёс к своим губам.
— На нём, кажется, кровь, — Мэб нерешительно отвернулась.
— Должно быть, я был неосторожен, — бард уже целовал чашечку ладони, — и поранился. — Его губы пахли терпким мёдом и оказались непривычно горячи. — Я ведь так неловок, моя королева. Но что с цверга взять?
Мэб небрежным жестом вплела терновую ветвь в волосы. На мгновение складочки у губ волшебницы разгладились, и Ульву показалось, что вот, сейчас она скажет что-нибудь обычно-язвительное, и его тело снова окажется опутанным колдовством, или…
Но странное выражение снова вернулось в тёмные глаза повелительницы фей.
— Мой бард, — Ульв замер, насторожённый её мягкой интонацией, но руки Мэб так и не выпустил. Напротив, сжал в своей. — Что ты запоёшь, мой бард, когда твой бог соберёт ночных всадников и пойдёт войной на твою королеву?
«Я больше не Великий Бард, не жрец и не друид», — хотел ответить Ульв. Но молчал, потому что это была бы ложь. А лгать королеве он не мог.
— Я клянусь тебе, — наконец, сказал он, — что Кенн Круах не…
— Чш-ш-ш, — рука Мэб, которую певец только что целовал, запечатала его губы. — Об этом я не просила.
Ульв смотрел на женщину, которую несколько дней назад баюкал на руках, и не узнавал. Что-то новое появилось сегодня в повелительнице фей. Или, возможно, что-то такое, чего он раньше не замечал за игривой насмешливостью. Бард невольно отступил на шаг. Наряд королевы, сотканный из солнечных бликов в листве, вдруг потемнел грозовой тучей.
— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.
Ульв склонил голову.
— Всё, что пожелаешь, моя королева.
Мэб протянула ему небольшой кристалл, похожий на один из тех, что украшали пещеру, только этот был ярче и переливался разными цветами. Бард поднёс его к глазам и всмотрелся в игру света на идеально отшлифованных гранях.
— Радужный мост? — не сдержал он возгласа удивления.
Повелительница фей кивнула.
— Когда-то мне подарил его Король-под-Горой. Он хотел, чтобы я могла наведываться в Свартальфахейм, когда захочу. У этого цверга большое сердце.
— Мостом несложно пользоваться, — улыбнулся Ульв. — Я научу тебя…
— Пользоваться им я и без тебя умею, — отрезала Мэб. — Но я останусь здесь, на своей земле. И высшие альвы. Они решили сражаться. А всякой мелочи, вроде кобольдов, лепреконов и цветочных фей, будет нечего тут делать, когда придёт Кенн Круах. Только под ногами путаются. И ещё люди… большая часть. Поэтому, когда придёт время, ты откроешь радужный мост и проследишь, чтобы все они по нему прошли. А потом закроешь. С той стороны.
Узкое лицо цверга отчётливо позеленело. Скулы заострились, под глазами залегли глубокие тени.
— Я, если ты забыла, тоже альв, а не цветочная фея. Я не собираюсь отсиживаться в Свартальфахейме, пока ты тут…
Улыбка Мэб стала мечтательной. Королева погладила Ульва по щеке.
— Ты такой хорошенький.