Но что-то грызло изнутри. Он даже не смог уложить тело на дрова: руки безвольно опустились, отказываясь служить.
Если бы цверг не вышвырнул его с этого омерзительно зелёного поля, на месте торжественно забитой нечисти оказался бы водный ши-полукровка.
Весь оставшийся день и всю следующую ночь Альвгейр эйп Аквиль, внук королевы холмов, вырезал на рябине, дубе и тисе священные руны, которые прилежный ученик зазубрил когда-то наизусть. На рассвете ши, которого вода не считала полукровкой, совершил омовение. Подготовил тело цверга: достал из него всё железо, окропил заговорённой водой, расчесал прямые и жёсткие, как шерсть северного волка, чёрные волосы. Перехватил их кожаным ремешком, как принято у кузнецов Свартальфахейма.
И спел собственный гальд.
Если Альвгейру когда-нибудь придётся умереть, он хотел бы быть похоронен в море. В холодном северном море, прозрачном и чистом, как слеза, родным, ласковым и вечно юным, как бабушка, заменившая сыну Мера мать.
А цверг хотел бы покоиться в земле. По крайней мере, так казалось Альвгейру. Конечно, в идеале надо бы сделать курган: построить маленький домик из камней и брёвен, уложить туда оружие и личные вещи… да только нет у Великого Барда ни оружия, ни украшений, ни чего-то, что стоило бы назвать одеждой. Впрочем, сам Альвгейр сейчас немногим богаче. А копать яму обломком меча для измождённого, умирающего от голода ши оказалось чудовищно тяжело. Искушение приманить и зажарить кролика было велико. Но Альвгейр держался: до конца обряда оставалось всего ничего.
Когда он опускал тело в землю, проклятый цверг таращился узорчатыми малахитовыми глазами. Альвгейр подумал, что до конца жизни теперь будет ненавидеть зелёный цвет.
Ночью он вызвал бурю, которую оценила бы сама королева Мэб. Покрытые рунами деревья стонали, как испуганные дети, под порывами ветра, а дождь хлестал плетью-семихвосткой, но Альвгейр стоял над земляным холмом и выкрикивал в ночь гальд за гальдом.
Утро выдалось ясным. Ночной дождь смыл туман, утопил его в ручье, закрутил широкой воронкой и загнал в землю у подножья могильного камня. И целый день Альвгейр просидел, прислонившись к камню спиной. И жалел, что проклятый цверг и у него не выдрал горло — так там всё опухло, болело и саднило. «Ну ничего… — успокаивал себя альв. — Уже после заката можно развести костёр. И кролика. Двух кроликов. Может, сразу оленя?»
Насмешливое карканье слетевшегося на поле воронья заставило Альвгейра вздрогнуть. Голод больше не давал о себе знать. Как и полагалось отправителю священного ритуала очищения, он направил мысли на высокое и вечное.
После захода солнца холм стал раскачиваться, так что пришлось с него слезть. Альвгейр не очень чётко представлял себе последствия, к которым должны привести его заклинания. Отец всегда говорил, что это его главная проблема. И не только в отношении магии.
Могильный камень провалился вниз, а на поверхность выбрался Ульв. На вид живой и совершенно невредимый: на месте зиявшей в груди раны не оказалось даже шрама. Драугру полагалось бы походить на разлагающийся труп и увеличиваться в размерах, но Альвгейр всё равно решил осведомиться:
— Это… ты?
Цверг издал нечленораздельный звук и принялся отряхиваться от налипших комьев земли.
— Там, на поле… — терзая несчастное горло, прохрипел светлый ши.
Ульв медленно поднял узкое лицо и впился в него яркими, убийственно-изумрудными глазами. Альвгейр попятился.
— Просто заткнись, — сказал цверг. Буднично, с хорошо знакомым пренебрежением, одной этой фразой сметая сомнения в своей теперешней сущности. — Голоса у тебя нет.
______________________________________
* Вельва, Вёльва, Вала или Спакуна (др. — сканд. Volva, Vala, Spakona) — в скандинавской мифологии провидица.
**Сейд — Сейд считался черной магией.
Если адепты других школ пользовались почетом, то сейдменов окружала аура страха и недоверия.
Символом этой школы были ментальные атаки, подчиняющие разум человека, и сводящие его с ума. В конечном счете это могло привести к его гибели. Так же Сейд был способен вызвать буквально безумную любовь.
Для совершения Сейда его адепты должны были войти в транс. При этом использовались специальные словесные заклятия, причём в отличие от гальда, это были не стихи, а именно отдельные слова, выкрикиваемые во время обряда. В идеале их должны были произносить окружающие, но в крайнем случае это мог делать и сам маг. В результате сейдмены привлекали внимание злых духов или (по другой версии) темных эльфов, которые выполняли их волю.
Известно, что сейд сопровождался некими действиями, которые скандинавы считали неприличными (ergi). Этот термин можно перевести как «извращение».
*** Исгерд — «Льда защита»
____________________
— Так и знал, что ты, негодяй, за мамку будешь прятаться! — Разъярённый цверг выскочил из чащи, словно камень из пращи. — Гадёныш, мало я тебе уши за девчонок крутил!
— Я тоже рад видеть тебя, отец, — сдержанно произнёс Ульв, не выказав и намёка на раскаяние. Он разглядывал онемевшую от смущения, прячущую глаза Сигрид.
— Мужик ты или как? — продолжал кипеть Брокк. — Наобещал девчонке золотые горы и небо в алмазах, а теперь в кусты? Разве я этому тебя учил? Слово цверга твёрже алмаза должно быть!
— Что я обещал тебе, Сигрид? — спросил Ульв мягко, так что девушка вдруг разом побледнела. Точно таким тоном говорил с ней муж в ночь Бельтайна, в ночь, когда смертная песня волка пронеслась над лесами Исландии.
Но уже в следующий миг дочь ярла гордо вскинула голову и смело посмотрела Ульву в глаза. Отчеканила звонко и разборчиво:
— Ты поклялся защищать меня и весь мой род, Ульв, сын Камня и Зелёных Холмов!
Он усмехнулся. А Сигрид будто пронзило насквозь зелёной стрелой, в глазах зарябило от мельтешения листвы, и шёпотом ветра прозвучал вкрадчивый голос Великого Барда:
— До каких пор?
И Сигрид уже не было на поляне, заросшей орешником и рябиной. Она перед алтарём Вар, в свадебном наряде, так же, как в тот раз, боится взглянуть на стоящего рядом мужчину с волосами цвета воронова крыла и узким волчьим лицом. Но слышит, как и тогда, пронзительно-отчётливо:
— …до самой своей смерти.
Брокк переводил недоумённый взгляд со своего шельмы-сына на девчонку, по щеке которой скатилась одинокая, но очень тяжёлая, слеза, и ничего не понимал. А Ульв произнёс ласково:
— Я выполнил, что обещал?
Сигрид раздражённым движением отёрла лицо и бросила в безжалостные смарагдовые глаза:
— Да! Ты мне ничего не должен!! Я развожусь с тобой, Ульв!!!
— Потому что?.. — сделал он приглашающий жест.
— Потому что я так хочу!
— Нет, — Ульв сложил руки за спиной и произнёс чуть-чуть изменившимся тоном, и огонь ярости Сигрид угас. — Нужна причина.
— Я развожусь с тобой, — произнесла девушка тихо, едва расслышав саму себя, — потому что ты меня не любишь. И никогда не любил.
— Да будет так, — торжественно кивнул Ульв. В голосе Великого Барда она различила облегчение. И благодарность. — Папа, мама! Позвольте представить вам прекрасную Сигрид, дочь ярла Альвгейра эйп Аквиля, которая отныне мне больше не жена.
— Виона! — взмолился Брокк, как делал всегда, если странное упрямство отпрыска ставило его в тупик. — Ну что ты на это скажешь?!
— Что скажу? — лепрекониха задумчиво поднесла крохотные пальчики к губам, и пристально оглядела Сигрид, будто та была диковинной статуэткой. Девушка, в свою очередь, занялась разглядыванием несостоявшейся свекрови, просто, чтоб скрасить неловкость. — Я скажу, — неожиданно заявила Виона, — что притащить на остров Ангуса О'га воплощение Фрейи — не самая лучшая твоя идея, сынок. Боги вообще существа ревнивые, а уж те, что отвечают за любовь…