Неужели это обо мне — “одарен невероятно”, да еще “предан до мозга костей”? Я поспешно притушил восторженный огонек в глазах.
— Его страховка, не забудьте, Джек, за ваш счет, не за наш. Все риски, будьте добры, плюс расходы в случае болезни при исполнении и возвращение в страну при первой возможности. Чтобы на нас тут ничего не повесили. Мы всегда к вашим услугам, Джек. Только помните: выходя с нами на связь, вы всякий раз тормозите процесс. Вон он, по-моему, уже поднимается по лестнице… Не так ли, Сальво? — Он уже отключился. — Так, а теперь, сынок, послушай-ка меня внимательно. Нам с тобой в кратчайшие сроки предстоит окончательно повзрослеть. Бриджет поможет тебе сменить одежду. Шикарный у тебя смокинг, даже жаль его снимать. Долгий же путь прошли смокинги со времен моей молодости. В наше-то время на ежегодном конкурсе певцов выбор был между черным и черным. А в таком, темно-вишневом, разве что дирижер джаз-оркестра мог щегольнуть. Ну как, жене небось уже все рассказал? Сверхсекретное, мол, задание получил, высшей степени важности, на карте — судьба страны, и так неожиданно, а?
— Ни слова, сэр, — твердо ответил я. — Вы велели не говорить, я и не сказал. А смокинг купил специально для ее вечера, — добавил я, поскольку, что бы там ни было с Ханной, хотел сохранить его веру в мою супружескую благонадежность, пока не настанет момент сообщить ему об изменившихся обстоятельствах.
Молодая женщина, которую он назвал Бриджет, подошла ко мне поближе и принялась меня внимательно разглядывать, прижав к губам лакированный ноготок. Ее жемчужные сережки и дизайнерские джинсы были явно куплены не на зарплату. Она покачивала бедрами в такт своим мыслям.
— А какая у нас талия, Сальвик? Тридцать два дюйма вроде как…
— Вообще-то тридцать. — Ханна говорила, что я слишком худой.
— А шаг, случайно, не помнишь?
— Тридцать два было, когда последний раз проверял, — парировал я, копируя ее шутливый тон.
— Ворот?
— Пятнадцать.
Она исчезла в коридоре, а я вдруг обнаружил, что хочу ее до безумия, и удивлялся, пока до меня не дошло, что это всего лишь отзвук моего влечения к Ханне.
— У нас тут для тебя настоящее дело, сынок, — торжественно объявил мистер Андерсон, засовывая мобильник в нагрудный карман. — На сей раз не отсидеться тебе, боюсь, в уютном закутке, прослушивая мир с безопасного расстояния. Тебе предстоит лично познакомиться кое с кем из этих бандитов и по ходу дела постоять за интересы родины. Ты, надеюсь, не против сменить личность? Говорят, каждого человека в какой-то момент жизни посещает желание стать кем-то другим.
— Ничуть не против, мистер Андерсон. Если, по-вашему, это необходимо. Наоборот — очень даже хочу. — За последние сутки я уже успел стать кем-то другим, можно и еще раз, какая разница? — А от кого мы теперь спасаем человечество? — спросил я, тщательно скрывая возбуждение за напускной беспечностью. Однако, к моему удивлению, мистер Андерсон отнесся к моим словам с полной серьезностью и некоторое время молчал, прежде чем в свою очередь задать мне вопрос.
— Сальво…
— Да, мистер Андерсон?
— Ты ведь не побрезгуешь запачкать руки, если понадобится, ради правого дела?
— Так я вроде уже… ну, в известном смысле, — быстро поправился я.
Поздно. На чело мистера Андерсона набежала тучка. Он придавал большое значение нравственной цельности Говорильни и не терпел инсинуаций в ее адрес, особенно от меня.
— До сих пор, Сальво, ты выполнял крайне важную, но оборонительную роль на благо нашей осажденной со всех сторон родины. Но начиная с сегодняшнего вечера ты переводишь игру на поле противника. Выходишь из обороны и… — он призадумался, подбирая точную формулировку, — наносишь превентивный удар. Мне показалось, или ты не горишь желанием переступить эту черту?
— Ничего подобного, мистер Андерсон. Если, как вы говорите, дело правое, я с удовольствием. Но только на два дня, — добавил я, не забывая о Ханне, ради которой мне не терпелось радикальным образом изменить свою жизнь. — Максимум на три.
— Должен, однако, предупредить тебя, что с того момента, как ты выйдешь отсюда, само твое существование окажется под вопросом — с точки зрения правительства ее величества. Если ты по какой-либо причине будешь раскрыт — или, как у нас говорят, засветишься, — тебя без зазрения совести оставят на произвол судьбы. Усвоил, сынок? Видок у тебя нездешний какой-то, извини за выражение.