— Ты чего творишь, злодейка? — накинулся на Серебрицу мужик. — Обещала ж, что не больно, а сама?! А ну, пошли прочь!
Баба выла, раскачиваясь из стороны в сторону и держась за щёку, а муж поднял такой шум, что на Цветанку с Серебрицей уже стал недобро поглядывать народ. Ещё кинутся всей толпой... Пришлось им поспешно драпать. Конечно, никакой платы за работу по удалению зуба Серебрице получить не удалось, не до того было — ноги бы унести.
Тем временем настала Масленая седмица, в городе начались праздничные гулянья. С тех пор как отменено было в Воронецком княжестве мрачное поклонение Маруше, люди стали весело отмечать наступление весны — с блинами, песнями, сжиганием соломенного чучела. Тройка путешественниц между тем переместилась ко второму брату-купцу, Жирославу; тот их принял учтиво, усадил за стол — всё как положено, чин чином, но вот... как-то без сердечной искренности, что ли? Брат его, Доброгляд, и то теплее к гостьям отнёсся. К разговору второй хозяин тоже был расположен меньше первого, как-то не складывалась с ним у Светланы целебная беседа... Создавалось впечатление, будто мира хотел только старший брат, а младший — не очень-то. Вот с этого и пошло всё наперекосяк.
Утром того злополучного дня все плотно позавтракали блинами с маслом и сметаной. Ох и хороши были блинчики! Дырчатые, нежные, тонкие, с кружевными хрустящими краешками! Так сами в рот и летели, стопками в животе складывались. Светлана осталась с хозяином, а Серебрица с Цветанкой отправились весенним воздухом подышать, прогуляться да поглядеть, как народ веселится на Масленицу. Серебрица шла впереди, а Цветанка немного отстала, засмотревшись на установку огромного соломенного чучела. Для гуляющих людей были расставлены столы с кушаньями — угощайся не хочу! Это батюшка-князь о народе позаботился, и хмельное лилось рекой в его славу, множество кубков пилось за его здравие с хвалебными речами.
Опасность Цветанка даже не увидела и не унюхала — почувствовала кожей. Беда вошла в неё вместе с ледяными мурашками по лопаткам. Бросившись на шум и крики, она остолбенела от увиденного: Серебрица, вооружённая мечом и кинжалом, отбивалась от шестерых мужчин — судя по одинаковым кафтанам, княжеских служилых людей. Оба клинка она, видимо, ловко отняла у своих противников и сражалась двумя руками, пуская в ход то меч, то кинжал, то сразу то и другое. Такой Серебрицу Цветанка никогда не видела! Хлёсткая, как плеть, стремительная, как вспышка молнии и опасная, как ядовитая змея в броске, она сражалась так, будто всю жизнь держала в руках оружие. Её глаза сверкали бешеным зелёным огнём, а за быстротой её движений было трудно уследить. Это походило на какую-то дикую и странную пляску, которая и завораживала, и заставляла леденеть от страха.
Цветанка хотела броситься на помощь, но у противников — стальные клинки, а у неё самой — лишь кулаки и клыки. Окинув лихорадочным взглядом площадь, она увидела снеговиков, стоявших немного поодаль. Расположились снежные фигуры кучкой, будто о чём-то шушукаясь. Раздумывала Цветанка недолго — принялась комьями от этих снеговиков швырять в противников Серебрицы. Сначала она бросила снежную голову — размером со среднюю тыквину; от удара княжий человек пошатнулся, но устоял на ногах. Ярость удесятеряла силы, и Цветанка швыряла средние и большие комки, подхватывая их с лёгкостью, точно маленькие снежные шарики. Двоих дружинников она сбила ими с ног и погребла в сугробе. Наружу остались торчать только их судорожно дрыгавшиеся ноги.
— Молодчина! — хрипло рыкнула ей Серебрица.
А Цветанка, охваченная бешенством, швыряла уже всё, что попадало под руку: бадейку с солёными огурцами, большую мороженую рыбину, тяжёлый свиной окорок, увесистый жбан с хмельным питьём... Страж порядка, которому прилетел в голову окорок, упал, да так и остался лежать на снегу. Хоть и жалко было кадушку с душистым, золотистым мёдом, но и её Цветанка запустила в качестве метательного снаряда. В полёте с неё слетела крышка, и ёмкость со сладким лакомством наделась прямо на голову одному из бойцов за общественный порядок. Тягучие, липкие струи мёда хлынули вниз, окутывая его грудь, спину и плечи. Серебрица хрипло расхохоталась.
— Так их, Цветик! Молодец!
Из всех противников только один остался на ногах, Цветанка с Серебрицей одерживали победу! И непременно бы отбились, но на Цветанку внезапно наскочил пахнувший кошкой вихрь, сбил её с ног, тяжело вдавил в сырой весенний снег, а могучая и твёрдая рука приставила к шее белогорский кинжал. Тут уж всё, конец, поняла Цветанка...
— Тихо, голубушка. Не рыпайся, — произнёс сильный, властный голос совсем рядом с ухом.
Подмога! Подмога из женщин-кошек. Людей, даже вооружённых, оборотню победить не так уж трудно, а вот белогорские воительницы ему не по зубам. Сколько именно их пришло на помощь людям, Цветанка не могла толком разглядеть, но сразу несколько кошек в сверкающих кольчугах бросились на Серебрицу. А с ними и единственный оставшийся боец из людей. От отчаянного, полного боли рыка Серебрицы Цветанка помертвела...
Та, прижимая руку к окровавленному животу, шаталась. Раздался бабий вопль:
— Ой, ой! Убили, убили!
Заголосили ещё какие-то женщины, а Серебрица медленно осела на снег, заливая его кровью. Цветанка, шумно дыша и рыча сквозь стиснутые зубы, пыталась понять, кто нанёс ей удар, и не могла. Но клинок был точно не белогорский, иначе Серебрице пришёл бы конец в тот же миг.
— Ой, ой, что же вы делаете, душегубцы! — жалостливо голосила баба. — Девоньку убили!
— Да какая же она тебе девонька? — пробасил мужской голос. — Она ж дралась, как сто разъярённых леших! А уши и клыки её видишь? Это ж оборотень!
— Ох, матушки мои! — испуганно воскликнула баба. — Охти мне, оборотень!
Видимо, тот последний оставшийся на ногах человек и пырнул Серебрицу своим мечом. А остальные были бесславно повержены: двое, снесённые огромной глыбой — нижним шаром от снеговика, до сих пор безуспешно пытались выбраться из плотного, неподатливого сугроба; ушибленный окороком всё ещё лежал без памяти, облитый мёдом намертво прилип к спине товарища с мороженой рыбой в зубах. Боец, нанёсший Серебрице удар, хотел подойти и злобно пнуть её ногой, но поскользнулся на одном из солёных огурцов, которыми было усеяно место стычки, и шлёпнулся на спину, ударившись копчиком.