Серебрицу подняли и положили на выстланную соломой телегу, а на запястьях Цветанки застегнулись белогорские кандалы. Знакомая тяжесть придавила её к земле, будто на плечи ей поставили целый дом. С виду — тонкие, лёгкие и красивые, а не шевельнёшься в них вольно, лишнего шага не сделаешь.
— Лекаря, — хрипела Цветанка. — Лекаря ей хоть позовите...
— Позовём, позовём, не волнуйся, — ответила женщина-кошка, которая обездвижила её.
— Скажи хоть, за что? Что мы такого сделали? — придавленная горечью, отчаянием и белогорской волшбой, тихо спросила Цветанка.
Лишь очутившись в темнице на куче соломы, она услышала причину, по которой их схватили: оказывается, та женщина, которой Серебрица вырвала больной зуб, чуть не умерла. Врачи чудом спасли жизнь и ей, и ребёнку в её утробе.
— Из-за зуба? — не поверила своим ушам Цветанка.
— Да, из-за зуба, — ответила молодая навья в строгом чёрном кафтане, с холодными голубыми глазами. — Грязные щипцы занесли заразу, и та попала в кровь. Варварский способ, которым твоя приятельница пыталась лечить эту женщину, чуть её не убил. Меня зовут Минушь, я врач, часто здесь работаю, лечу заключённых. Твоя подруга тяжело ранена, но не подпускает к себе никого. Мы попробуем позвать к ней самую главную целительницу, госпожу Рамут. Будем надеяться, она сможет помочь.
Цветанка осталась одна на соломе, под тяжестью белогорских кандалов. В памяти всплывали картинки: пронзившая шубку Дарёны стрела, темница, холод, серые с золотыми ободками глаза Радимиры, долгий рассказ. Историю всей своей жизни Цветанка тогда поведала женщине-кошке, и та не посмеялась, не осудила. Не злая, не жестокая, напротив — спокойная, мудрая и понимающая.
Потянулись часы в неизвестности...
<p>
*</p>
Когда Драгона по просьбе матушки Рамут пришла, чтобы узнать о самочувствии Серебрицы, которую после операции снова вернули в темницу, у входа в здание Сыскной палаты она увидела удивительную и необычную картину. Стройная девушка в красивом белом полушубке, с тёмной шелковистой косой и очень занятным, явно непростым посохом пыталась убедить стража пропустить её в темницу.
— Оставь свой посох здесь, госпожа, — настаивал тот.
— Но это же не оружие! — смеялась девушка. — Я честно обещаю двери не отпирать и никого не выпускать!
— Да кто вас, волшебниц, знает, — хмыкнул страж.
В ушах девушки висели серёжки в виде ольховых шишечек, а её чистый и белый, гладкий лоб охватывало удивительное очелье, словно сделанное из серебряных плетей вьюнка. Точно такой же вьющийся узор оплетал посох.
— Что такое? — подходя, спросила Драгона. — Почему ты не пускаешь уважаемую госпожу волшебницу?
— Да мало ли, — упрямился страж. — Пусть идёт, но без посоха!
— Да почему же? — снова рассмеялась девушка бубенчато-звонко.
— А ежели ты им по двери темницы вдаришь? А он волшебный! — начал выходить из себя страж. — А дверь — бздынь! — и исчезнет. Мы злодеев ловили, ловили, а ты выпускать станешь? Нет уж! Посох приравнивается к оружию. С посохами не положено!
— Да никого я не собираюсь выпускать! — воскликнула девушка. — Мне бы только Цветанку и Серебрицу увидеть. Почему их схватили, в чём они провинились?
— О, так ты — знаменитая кудесница Светлана? — снова вмешалась Драгона.
Девушка обратила на неё взгляд своих тёплых, вишнёво-карих глаз, и молодая навья вдруг ощутила себя в укромном уголке солнечного, шелестящего сада. Сердце мягко провалилось в вязкую, медовую глубину, ласковую и обволакивающую.
— Она самая, — проговорила кудесница.
Её нежный голос весёлыми серебряными бубенчиками рассыпался повсюду, когда она смеялась, а когда просто говорила, окутывал слушателя, точно тонкая мерцающая пыльца.
— А я... кхм, Драгона, дочь Рамут, — представилась навья. — Я врач. Я могу кое-что объяснить тебе насчёт Цветанки и Серебрицы.
— Что же случилось? — серьёзно и взволнованно распахнулись вишнёво-карие глаза.
Драгона, преодолевая тягучий плен вишни в меду, вкратце рассказала. Узнав, что из-за безалаберных действий Серебрицы чуть не умерла беременная женщина, Светлана огорчённо нахмурилась.
— С одной стороны, она хотела помочь, то есть, побуждения её были добрыми, но осуществила она своё намерение самым глупым и безответственным образом, — проговорила волшебница. — Я её ничуть не оправдываю. И что же теперь — её накажут?
— Не могу дать точного ответа, — сказала Драгона. — Пока ничего не известно.
— А Цветанка что натворила? — желала знать Светлана.
— Она просто оказала сопротивление представителям охраны порядка и пыталась воспрепятствовать задержанию Серебрицы.
— Приветствую тебя, уважаемая Светлана, — раздался вдруг голос Радимиры. — Дружище, — добавила она, обращаясь к стражу, — пропусти госпожу волшебницу вместе с посохом. Под мою ответственность.
— Досточтимая госпожа, изволь в таком случае бумажечку подписать!
— Ох... Ну, давай. Где?
— А вот тут, госпожа.
Быстрый росчерк пера — и они втроём наконец миновали пост охраны, пройдя внутрь здания. Драгона знала дорогу к камерам обеих узниц, но путь им снова преградил другой страж. Опять пришлось Радимире объясняться, брать ответственность и тому подобное.
— Я прошу пригласить сюда начальника темницы, — сказала Радимира, когда они очутились у нужной двери. — Пусть он разъяснит, в чём обвиняется Цветанка.
Начальник был весьма недоволен тем, что его оторвали от важных дел, но, увидев Радимиру, тут же согнулся в поклоне.
— Приветствую, уважаемая госпожа! — Вынув из-за пазухи свиток, начальник откашлялся и суровым, «казённым» голосом прочёл: — Сия узница обвиняется в следующих проступках: воспрепятствование задержанию мошенницы, незаконным образом осуществлявшей врачебную деятельность; оскорбление действием лиц, состоящих на княжеской службе. Перечень оскорбительных действий: втыкание должностных лиц головою в снег; нанесение должностному лицу удара свиным окороком по голове; надевание должностному лицу на голову кадки мёда; нанесение должностному лицу удара мороженою рыбиной в зубы; разбрасывание по улице солёных огурцов, дабы вызвать падение должностных лиц наземь...