— ...должностным лицом в грязь! — звонко рассмеялась Светлана.
— Кхм, я бы попросил без хиханек! — недовольно вскинул бровь начальник, отрывая суровый взор от обвинительной грамоты. — Вам-то хиханьки, а сия узница в связи с совершёнными ею проступками должна уплатить в государственную казну виру в размере пятнадцати златников! (Штраф — прим. авт.)
— Сурово, — покачала головой Радимира.
— А то как же! — сворачивая грамоту, кивнул начальник. — Оскорбление должностных лиц есть оскорбление должностных лиц, ничего не попишешь. Оскорбительные действия имели место при стечении большого числа свидетелей, так что отвертеться не удастся.
— А что же грозит Серебрице? — огорчённо и встревоженно спросила Светлана.
— На усмотрение судьи — либо тридцать ударов кнутом, либо вира в тридцать златников. Думаю, вира — наиболее вероятный исход, казна есть казна. Денежки никогда не лишние.
— А можно нам увидеться с обеими узницами? — с надеждой спросила кудесница.
— Свидания не возбраняются, — ответило должностное лицо.
Сначала их пустили к Цветанке. Завидев Светлану, та вскочила, а волшебница осыпала её лицо градом быстрых поцелуев. Особый поцелуй она запечатлела на синяке, красовавшемся под глазом Цветанки. Он тут же исчез. Драгона, изумлённая столь мгновенным исцелением, могла сравнить лечебное воздействие Светланы, пожалуй, только с камнем «сердце матери».
Первым делом Цветанка спросила о Серебрице, и Драгона заверила, что лечение прошло успешно.
— Цветик ты мой бедный, как же тебя угораздило?! — гладя Цветанку по щекам, приговаривала Светлана. — Ну зачем же ты в драку полезла, родненькая? — И, не удержавшись, фыркнула: — Оскорбить сразу столько должностных лиц — это надо постараться!
— Самое жестокое и коварное, я считаю, это разбрасывание солёных огурцов, дабы вызвать падение должностных лиц на землю, — хмыкнула Радимира.
— Здравствуй, уважаемая госпожа, — смущённо поприветствовала её Цветанка.
— И тебе не хворать, голубушка. — Присев к столу, женщина-кошка знаком показала, что и узница может последовать её примеру.
Цветанка села напротив. Её слегка вьющаяся чёлка выглядела взъерошенной, в волосах застряли соломинки, и Светлана, присев рядом, достала гребешок и принялась приводить её всклокоченную голову в порядок. Сперва Цветанка смущалась от такой заботы у всех на глазах, но когда под колдовскими пальцами кудесницы её волосы послушно улеглись, приобрели блеск и ухоженный вид, бросила на Светлану грустновато-ласковый, благодарный взгляд. Даже помятая синяя ткань свитки разгладилась — будто и не валялась Цветанка часами на соломе в бездействии и тягостном ожидании. Светлана, смахнув с её плеча последнюю былинку, улыбнулась и чмокнула её в щёку. Радимира, наблюдавшая всё это с улыбкой в глубине серо-золотистых глаз, обратилась к бывшей воровке:
— Ну, дорогуша, деньги-то у вас с Серебрицей есть, чтоб виру уплатить? С тебя — пятнадцать золотых, с неё — тридцать.
Цветанка потупилась на несколько мгновений, ответила:
— Да так, припрятано у меня кой-чего. На нас обеих не хватит, только на Серебрицу одну. Ну, или на меня с остаточком. Светланушка, я тебе на ушко скажу, где эти деньги спрятаны. Возьми их и уплати за Серебрицу.
— А ты как же? — ахнула та.
Цветанка пожала плечами. Когда они прощались, Светлана снова расцеловала её лицо.
— Цветик ты мой, головушка бедовая, — вздохнула она.
— А ты — свет мой в оконце, — грустно улыбнулась Цветанка.
Серебрица лежала на соломе босая, в какой-то старой и мятой, заплатанной рубашке вместо своей, окровавленной. Закинув руки за голову, она смотрела в потолок, а когда вошли посетительницы, неторопливо села. Её зелёные глаза с насмешливой бесовщинкой в пристальном прищуре уставились на Драгону и Радимиру.
— Прошу прощения, что я слегка не прибрана, — усмехнулась она, заправляя штанины в сапоги и подтягивая голенища. — Расслабилась чуток, гостей не ждала.
Она поднялась на ноги, и Драгона её незамедлительно осмотрела. Выздоровление успешно завершилось, на животе Серебрицы не осталось даже малейших шрамов. Матушка Рамут, как всегда, сработала безупречно. Узница не испытывала ни жара, ни слабости, даже изрядно откушала тюремной еды: подсохшая корка хлеба валялась на столе рядом с пустой кружкой из-под кваса. Вид у неё был совершенно не подавленный, неунывающий, вполне расслабленный. Стреляный воробей, подумалось Драгоне. Жизненного опыта за её плечами, по-видимому, хватало.
— Передай мой поклон благодарности своей матушке, госпожа, — с усмешкой в немигающих пристальных глазах сказала Серебрица. — Она действительно величайшая из целительниц.
— Непременно, — проронила Драгона.
— Ну, как ты тут? — подступив к узнице и заботливо заправляя растрепавшиеся пряди волос ей за уши, осведомилась Светлана.
— Всё в полном порядке, милая, — улыбнулась та. — Не стоит за меня волноваться, я и не в таких переделках бывала.
— Я тебе тут сменную одёжку принесла, — захлопотала кудесница, развязывая узелок и доставая чистую рубашку. Красивую, новую, с вышивкой — не чета нищенской тряпке, которая прикрывала тело Серебрицы сейчас.
— Благодарствую, ласточка-заботушка ты моя, — ласково промолвила та.
Безо всякого стеснения она сбросила заплатанную рубашку и надела принесённую, длиной чуть выше колена, подпоясалась. Вид у неё стал совсем задорный и бодрый, подтянутый. Её изящное и гибкое тело дышало неприметной на первый взгляд, но очень плотной и уверенной, опасной силой.