Также следовало облачиться в чистый халат, шапочку и бахилы. Всё это Светлане было в новинку, она воспринимала происходящее с любопытством и интересом. Под полушубком на ней была тёмно-зелёная юбка с красным кушаком, вышитая рубашка и чёрная безрукавка. Головного убора она не носила, только серебристое очелье. Её коса спускалась ниже бёдер, и Драгона попросила свернуть её и убрать под шапочку.
— Это тоже правило, — пояснила она.
— Хорошо, — с готовностью согласилась Светлана и убрала волосы.
Драгона провела её по всем этажам, показывая и рассказывая. В палаты к больным они заглядывали только с их позволения, после стука в дверь; встречая коллег, навья представляла их Светлане и кратко сообщала, в какой области врачебной науки они работают. В двух хирургических залах шли операции, но Драгона не рискнула показать их ход Светлане, желая пощадить её чувства. Всё-таки вид разрезанной плоти жутковат для непривычного взгляда. Когда обход больницы был закончен и они спустились на первый этаж, чтобы обменять деревянный номерок на полушубок Светланы, в больницу вошла скромно одетая девушка, с обеих сторон поддерживаемая, по-видимому, родителями. Светлана хотела было поблагодарить Драгону за удовлетворение её любопытства и попрощаться, дабы не отнимать её драгоценное рабочее время, но вид этой девушки её остановил. Круглое лицо молодой незнакомки выглядело каким-то пустым и потерянным, взгляд смотрел неподвижно в одну точку. Драгона решила не упускать возможность как вернуться к своей работе, так и показать волшебнице сам ход приёма больных, обратилась к родителям:
— Приветствую вас! Что случилось?
Эти скромные люди выглядели неуверенно, вид светлого, строгого и очень чистого помещения лечебницы внушил им робость, но приветливое и внимательное отношение Драгоны приободрило их. Слово взял сначала отец.
— И тебе здравия, уважаемая госпожа целительница... Да вот доченьку мы привели, не можем понять, что с нею творится. Уже полгода ни словечка не произносит, не плачет и не смеётся, точно не живая.
— То есть, уважаемая госпожа, ноженьками-то своими она ходит, только ежели за нею не приглядывать, может уйти куда-нибудь и заплутать, — продолжила описание недуга мать.
— Хорошо, давайте сначала снимем верхнюю одежду, а потом пройдём в более удобное место для осмотра, — сказала Драгона. И кивнула Светлане, приглашая с собой.
Родители послушно сдали зипуны на хранение, помогли раздеться и девушке. Драгона провела больную с родителями в смотровую комнату, усадила девушку на стул, а родителям указала на лавку у стены. Светлана присела рядом с ними, не сводя взгляда с безучастного лица девушки.
— Прошу вас, продолжайте рассказ, пока я буду проводить осмотр, — сказала Драгона.
Пока она осматривала девушку, родители, иногда перебивая и поправляя друг друга, продолжили говорить о странном недуге, поразившем их дочь Ягодку. Девушке было пятнадцать лет, мужа она пока не имела, ходила в невестах. В конце прошлой весны у неё появился жених, свадьбу назначили на осень, но когда случилась беда, всё пришлось отменить. Она принимала пищу, если её кормить с ложечки, как маленькую, а сама не просила еды, не проявляла никаких чувств, не отвечала ни на чьи вопросы, будто ушла глубоко в себя. Началось всё это минувшей осенью, а до этого она была весёлая, живая, добрая, любила петь и плясать, хозяйственные дела в её руках горели и ладились. А после — как отрезало. Больше ничего не делала и словечка не проронила. Жених от неё отказался и стал искать другую невесту.
— Мы уж её и к ворожее водили, — смущённо призналась мать. — Какие-то травки дала бабка, пошептала, водицей умыла и отпустила. Да только проку никакого. Мы уж и водицу из подземной реки Тишь раздобыли, поили её. Тоже не помогло.
— Не предшествовало ли недугу какое-либо событие, которое могло её потрясти? — спросила Драгона.
Родители развели руками. Они ничего такого припомнить не могли, а на расспросы дочь так и не ответила, однажды онемев. Навья пронизывающим плоть взглядом уже видела, что никаких телесных недугов у девушки не было. К своей досаде она понимала, что хворь Ягодки лежала в душевной области, которая была ещё очень мало изучена, исцелению душевные болезни почти не поддавались, несмотря на все достижения хитроумной врачебной науки навиев. Язык не поворачивался сказать бедным родителям, что помочь их дочери вряд ли получится... И тут серебристо и нежно прозвучал голос Светланы:
— Позволь, я попробую.
Как ни тяжело Драгоне было признавать своё бессилие, но, ставя благополучие девушки выше своего самолюбия, она кивнула. Всё-таки Светлана — великая и прославленная кудесница, за годы своих странствий излечившая бессчётное число народа, и в душе навьи забрезжила надежда.
Светлана между тем присела напротив девушки, мягко взяла её безжизненно лежавшие на коленях руки в свои, заглянула в глаза. Родители, видимо, принимали её за сотрудницу лечебницы, поскольку на волшебнице по-прежнему был халат, шапочка и бахилы. Они не подозревали, что Светлана тут совсем не работает.
— Ягодка... Ягодка, — ласково прозвенел голос кудесницы. — Если слышишь меня, моргни глазками.
Драгоне даже показалось, что слова, слетая с её губ, превращались в золотистые лёгкие узоры, которые пересекали пространство и растворялись совсем близко от лица девушки, как бы окутывая его мельчайшей пыльцой.
Ресницы Ягодки дрогнули. Она моргнула! Мать тихо ахнула и прижала пальцы к губам. Светлана предостерегающим движением приложила палец к своему рту, как бы прося пока придержать восторги, потому что её работа едва-едва началась. Рано радоваться. Мать мелко-мелко закивала и зажала себе рот, а её глаза наполнились слезами.
Кудесница подняла руку, и её тонкие пальцы неуловимыми движениями начали что-то рисовать в воздухе. Теперь Драгона явственно разглядела узор золотой волшбы, который мягко стекал с кончиков её ногтей и окутывал голову девушки. Чудесное кружево текло и текло, сплетаясь в сплошную сетку, пока не покрыло коконом всё тело Ягодки. Эта сетка вспыхнула и исчезла, словно впитавшись в неё. Ягодка вздрогнула, у неё вырвалось тихое «ах!», и она обвела вокруг себя уже совсем другим, осмысленным взглядом. Увидев родителей, она явно их узнала, у неё задрожали губы. Мать, до сих пор со слезами и в душевном напряжении наблюдавшая это зрелище, не выдержала, кинулась к дочери и схватила её за плечи: