— Ягодка, доченька! Ответь, ответь своей матушке, скажи хоть словечко!
Девушка громко всхлипнула и затряслась от рыданий. Драгоне пришлось мягко отстранить мать, а Светлана легонько ткнула пальцем в лоб Ягодки. Глаза той закрылись, и навья едва успела её подхватить — иначе девушка упала бы со стула. Драгона бережно перенесла её на обитую кожей лежанку у стены.
— Я погрузила её в целебный сон, — успокоила волшебница взволнованных родителей. — Вашей дочке необходимо остаться в лечебнице на некоторое время. Исцеление уже началось, но мне нужно поработать ещё.
Родители повздыхали, поплакали, но согласились с такой необходимостью. Убедил их в этом произошедший у них на глазах положительный сдвиг в состоянии дочери. Ягодка вышла из своего бесчувственного сна наяву, в её взоре пробудился разум, она впервые за несколько месяцев заплакала.
— Ступайте домой, — ласково сказала родителям Светлана. — Сейчас Ягодку нельзя тревожить, она будет спать. А завтра можете навестить её, только слишком рано с утра не приходите. Где-нибудь ближе к вечеру.
Пребывая в растрёпанных чувствах, родители чуть не вышли из лечебницы без своих зипунов, забыв обменять их на номерки. Так и уковыляли бы, да их окликнула служительница хранилища одежды.
Светлана сидела возле спящей девушки, не сводя с неё серьёзного, даже печального взгляда. Время от времени озадаченно поглядывая на волшебницу, Драгона тем временем заполняла книгу приёма больных. В большой тетради с кожаным переплётом она вписывала в столбцы таблицы дату приёма, имя, возраст, место проживания, жалобы, обнаруженный недуг, имя врача, прописанное лечение. Поколебавшись несколько мгновений, её перо вписало в столбец «Врач» её собственное имя, поскольку Светлана не была сотрудницей лечебницы. Недуг она записала как «повреждение рассудка», описала признаки, а вот лечение... Опять она задумалась. Как назвать то, чем на девушку воздействовала Светлана? Волшба? Но какая именно? В лечении кошками-целительницами применялся целебный свет Лалады, но Драгона им не пользовалась, а себя в качестве лечащего врача уже вписала. Подумав, она написала: «Лечебный сон». Пока сойдёт, позже можно ещё что-нибудь придумать.
— Я знаю, почему она впала в свой недуг, — проговорила Светлана, и Драгона снова вскинула на неё взгляд.
Что же случилось с девушкой? По тихому, печальному голосу кудесницы и её глазам, ставшим строгими и пронзительными, Драгона поняла, что ничего хорошего.
— Ей будет тяжело, — вздохнула Светлана. — Когда она проснётся, я должна буду поговорить с ней наедине, без чужих ушей. Возможно, беседовать придётся несколько раз. У меня сейчас в работе другой случай, я пытаюсь примирить двух братьев, которые в ссоре уже несколько лет. Со старшим всё прошло хорошо, младший пока упорствует. На словах согласие он дал, в дом к себе меня пустил, но внутренне как будто противится, не хочет работать... С ним труднее. Сейчас я должна вернуться к нему, а утром снова приду к Ягодке. Когда двери лечебницы будут открыты?
— Больница принимает страждущих днём и ночью, — ответила Драгона. — Ночью здесь есть дежурные врачи. Однако ты здесь не служишь, родственницей больной не являешься, сама недугами не страдаешь... Пожалуй, без моего присутствия придётся давать лишние объяснения. Давай сделаем так: я приду утром как можно раньше, часам к пяти, к этому времени приходи и ты. И я проведу тебя к девушке.
— Хорошо, — кивнула Светлана. — Прошу тебя, если возможно, уложи её где-нибудь в тихом месте, где её никто не потревожит. Она должна спать, не просыпаясь, иначе исцеление, которое сейчас идёт внутри неё, прервётся и не пройдёт должным образом.
— Я постараюсь, — пообещала Драгона, про себя припоминая, есть ли сейчас в больнице пустые палаты.
Светлана поднялась с места, улыбаясь навье и протягивая ей руку.
— Тогда до завтра. Мне пора идти.
Драгона тоже встала, ощущая в груди нежную, светлокрылую грусть: не хотелось отпускать её. Снова ощутив в своей руке её тёплую ладошку, навья вдруг поняла: если они больше никогда не увидятся, это будет... как вечный сумрак на сердце. Видеть её снова и снова, слышать бубенцы её смеха и тонуть в сладкой вишнёвой глубине её милых очей с пушистыми ресницами — вот всё, чего ей хотелось. Ах, только бы дождаться утра, когда прекрасная кудесница снова придёт! Как прожить эту бездну времени?
Способ был один: погрузиться в работу, чтоб присесть было некогда, не то что грустить.
— Не забудь обменять дощечку на свой полушубок, — на прощание напомнила Драгона.
Светлана с милой улыбкой кивнула. И указала взглядом на спящую Ягодку:
— Позаботься о ней.
— Непременно, — пообещала навья.
Сама того не чувствуя, она в блаженном забытье сжимала руку Светланы, тем самым не давая ей уйти. Та, как будто не решаясь освободиться от рукопожатия, намекнула:
— Увидимся завтра...
— Да, — хрипловатым полушёпотом ответила Драгона, снова растворяясь душой и сердцем в ласковой, летней, вишнёвой волшбе её очей.
Светлана, попрощавшись, всё не уходила, они стояли лицом к лицу, глаза в глаза; хрупкая кудесница смотрела на рослую навью снизу вверх и не двигалась с места — то ли оттого что та не отпускала её руку, то ли по собственной воле... Так и стояли бы они, не в силах расстаться, если бы в дверь не постучали. Драгона вздрогнула и разжала руку. В приоткрывшуюся дверь заглянула Ладомира, кошка-врач.
— А, тут у вас приём, — проговорила она. — Прошу прощения.
И закрыла дверь. Волшебство мгновения рассыпалось, и Светлана, ещё раз шепнув «до завтра», выскользнула из смотровой комнаты, как пташка с опустевшей ветки. Драгона осталась со спящей девушкой, пытаясь вернуть себе деловую сосредоточенность, но пока получалось плохо. Ей чудилось, что в комнате осталось облачко весеннего духа, сладко-цветочного, щемящего...
Но нужно было позаботиться о девушке. Полностью свободных палат Драгона не нашла, больных всегда было много, поэтому пришлось устроить её в палате всего с одной соседкой. Соседке Драгона шёпотом объяснила, что ни в коем случае нельзя шуметь, девушка не должна проснуться до утра. Женщина закивала и в знак согласия приложила палец к губам.