— Правильно сделала, что пришла. Подумаем, как быть, — кивнула Рамут. — Давай, корми скорее своих малюток и о плохом не думай. Ты не одна. Никто тебя больше не тронет.
Когда они вышли от Будинки, мягкое и участливое выражение на лице Рамут сменилось плохо скрываемой яростью. Губа по-волчьи дрогнула, приоткрывая клыки.
— Ублюдок, — прорычала она. — Я его предупреждала. Очень доходчиво, как мне показалось! Но он будто назло это делает! Дескать, я всё равно буду бить свою жену, и ты, навья, мне не указ! Ладно, надо думать, как ей помочь. Пусть она с детьми пока остаётся в больнице, а я закажу ей кольцо для перемещения в Белые горы. Дом у нас большой, места всем хватит, поживёт пока у нас, а там посмотрим, как её дальше устроить. — Рамут, дружески тронув Драгону за плечо, улыбнулась. — Вы с Бенедой умницы. Всё, мне пора на лекции, а вы присмотрите за бедняжкой. Если явится этот ублюдок и станет её искать, просто вышвырните его, и всё.
Она отправилась преподавать, а у Драгоны с Бенедой продолжился их обычный рабочий день. В девятом часу утра, как матушка Рамут и опасалась, ворвался муж Будинки — пьяный, злой, воинственно настроенный.
— Где она? Будинка, стерва такая, выходи, я знаю, что ты опять тут! — принялся он кричать.
Его не сразу остановили, он успел наследить грязными сапогами, переполошил больных в палатах, бесцеремонно распахивая все двери в поисках жены.
— А ну-ка, добрый молодец, угомонись, — преградили ему путь двое кошек-врачей.
— Мне жена моя нужна! — рявкнул он, идя на них грудью — кафтан нараспашку, шапка набекрень. — Она, дрянь такая, сбежала и сыновей моих малых забрала!
Однако против силы женщин-кошек он ничего не смог сделать — его скрутили и выкинули на крыльцо. Он пытался рваться обратно, но появилась Драгона.
— А, это ты, голубчик! — недобро процедила она, скаля клыки. — Ты уже второй раз свою жену калечишь, никто тебя не подпустит ни к ней, ни к детям! Проваливай подобру-поздорову!
Больные выглядывали в окна палат, наблюдая за этим зрелищем. Ещё бы: хворать да лечиться — скучно, а тут какое-никакое развлечение. Две кошки и навья оттеснили буяна с крыльца, наступая на него спокойно и грозно. Он пытался на них наскакивать, но его каждый раз отталкивала сильная рука то женщины-кошки, то навьи. Как раз в это время больничный двор пересекала Светлана, сменившая тёплый полушубок на плотный шерстяной кафтан тёмно-клюквенного цвета, с золотой вышивкой по краю подола и рукавов. В её очелье раскрылись белые цветы, а коса была перевита стебельком вьюнка с живыми зелёными листочками. Не заметив её, муж Будинки чуть не налетел на неё спиной.
— Это ещё кто тут?.. Пошла прочь с дороги, коза драная! — разухабисто рявкнул он.
— Почто грубишь, добрый молодец? — проговорила та.
Негодяй на неё замахнулся, чтобы ударить. Захлёстнутая ледяной яростью Драгона уже была готова сбить его с ног и у всех на глазах задать ему трёпку, но кудесница умела постоять за себя. Тотчас же вся талая вода и грязь из лужи поднялась по мановению её посоха и окатила грубияна с головы до ног.
— Остынь, голубчик, — усмехнулась Светлана. — А то уж очень горяч, я погляжу.
Тот опешил и встал столбом с разинутым ртом и растопыренными в стороны руками, весь мокрый до нитки, а волшебница, сложив губы, посреди весеннего дня дунула на него морозом и вьюгой. Его одежда, борода и волосы покрылись корочкой льда, с носа повисла сосулька, а шапка превратилась в маленький сугроб.
— Говорю же — остынь! Ступай домой, пока всё себе не отморозил, — сказала Светлана, легонько ткнув его в спину.
Захрустел лёд, и мужик неуклюже зашагал, нелепо переставляя плохо гнущиеся обледенелые ноги, а волшебница засмеялась с перезвоном светлых прозрачных сосулек в голосе.
— Здорово ты его, — с восхищением проговорила Драгона, когда та поравнялась с ней. — Доброе утро, уважаемая Светлана!
— Здравствуй, Драгона, — уже с летним теплом в улыбке сказала кудесница. — Что у вас тут творится, что это за безобразник был, чего ему надо?
— Да негодяй один, жену свою искал, — ответила навья, снова чувствуя сердцем лёгкий вишнёвый хмель.
— Не повезло ей с мужем, — нахмурилась Светлана. — Она здесь?
— Да, — кивнула Драгона. — Она недавно родила, с ней два младенца. Пойдём внутрь, расскажу.
Пока Светлана переодевалась в больничное облачение, навья вкратце поведала ей историю Будинки. Грязные следы, оставленные на полу сапогами буяна, уже смыли крепким раствором щёлока.
— Здравствуй, Будинка, — ласково обратилась волшебница к молодой матери. — Меня зовут Светлана, я кудесница. Я помогаю людям, у которых случилось какое-либо горе.
Её милое лицо, нежный околдовывающий голос и излучаемые ею вишнёвые добрые чары сразу расположили робкую Будинку к ней; Светлана улыбалась, и на лице беглянки неуверенно начала проклёвываться ответная улыбка. Хныкающие малыши тут же успокоились, как только палец волшебницы нарисовал в воздухе золотистый узор. Драгона поняла: Будинка в надёжных, умелых и ласковых руках. Если они с Бенедой и матушкой Рамут отвечали за её телесное благополучие, то Светлана взяла на себя заботу о её душевном состоянии. А оно было, без сомнения, непростым.
Работы не убавлялось. Спустя несколько дней в больницу пришла скромно одетая женщина, держа за руку мальчика лет восьми с тяжёлым искривлением спины. Он еле ковылял. Одного взгляда Драгоне было достаточно, чтобы понять: случай очень непростой, искривление позвоночника плохо сказывалось и на общем состоянии здоровья ребёнка, его внутренности были не на своих местах, сдавливались в скрюченном теле. Мальчик был хрупкий, хилый и бледненький, с остреньким лицом и недетским, печальным взглядом огромных серых глаз. Его мать была когда-то очень хороша собой, но жизненные невзгоды состарили её прежде срока. Кроме того, она и сама была не вполне здорова: Драгона обратила внимание на её левую руку, усохшую и несколько скрюченную.
— Здравствуй, как тебя зовут? — приветливо обратилась навья к мальчику.
— Малко, — застенчиво ответил тот.
Его мать звали Любицей, она уже пятый год вдовствовала с четырьмя детьми. Хорошо — семья брата им помогала, а то по миру бы пошли.