— Сегодня домой никак нельзя, — присоединилась к разъяснению Минушь. — Надо за тобой ещё понаблюдать и убедиться, что всё хорошо.
Рамут с Минушью вышли из палаты. Дочь принялась благодарить за помощь в спасении этой несчастной, а Рамут заботило другое.
— Надо бы эту зеленоглазую знахарку найти и наказать, и чем скорее, тем лучше, — хмурясь и жёстко поджимая губы, проговорила она.
— Полностью согласна с тобой, матушка, — поддержала Минушь. — Неизвестно, сколько народу она ещё может покалечить или вовсе в могилу свести своим «лечением»! Нельзя это спускать ей с рук. Я уже составила грамоту в Сыскную палату о поиске этой злодейки. Надо только дополнить её, вписав её приметы.
— Займись, — коротко кивнула Рамут. — Только поскорее, а то, может быть, этой прохиндейки уж и след простыл.
Сыскная палата состояла из княжеских служащих, которые осуществляли охрану общественного порядка и расследование преступлений. Женщины-кошки там тоже служили.
Теперь Рамут могла вернуться домой и продолжить отдых, но в коридоре ей встретилась Драгона. Телосложением она была плотнее и крепче сестры, а также выше ростом, а чертами лица походила на Севергу даже ещё сильнее, чем Рамут. Её прохладные умные глаза под мрачноватыми тёмными бровями отличались более светлым голубым оттенком, а вместо длинной косы, убранной в узел, она носила короткую стрижку. Её шелковисто блестящие чёрные волосы лежали слегка волнистой пышной шапочкой, но сейчас прятались под врачебным головным убором.
— Матушка! Как хорошо, что ты здесь! У меня сейчас удаление внутричерепного кровоизлияния у беременной! Удар по голове.
И снова тяжёлый случай, и снова Рамут не могла отказать. На операционный стол попала совсем юная девочка — тонкая, хрупкая, бледнокожая, с огромным животом. До родов — уже совсем чуть, считанные дни. Пронизывающим тело насквозь взором Рамут сразу определила: двойня. Самой девочке не разродиться, необходимо родоразрешение через разрез. А беду в её черепе Драгона определила совершенно верно. Скопившаяся кровь давила на мозг. Удар... Домашнее насилие? Зубы Рамут стиснулись, взгляд стал холодным, ожесточённым. Какая мразь подняла руку на это хрупкое, как цветочный стебелёк, существо?!
Браслеты с обеззараживающей волшбой Рамут носила не снимая, ей и готовиться было не нужно, только халат сменить после посещения другой больной. Драгона вскрыла череп, и они удалили огромный сгусток почти полностью свернувшейся крови объёмом едва ли не с кулак, который находился под твёрдой мозговой оболочкой. Во избежание повторного кровотечения следовало найти повреждённый сосуд или сосуды — вот это и было самым сложным. Казалось, что кровит буквально отовсюду... Но они справились. Рамут пошла самым простым, действенным и быстрым путём — залечила сосуды целительным камнем. Небольшие остатки жидкой крови были удалены стерильными тампонами. Также под воздействием камня восстановились разрезанные мозговые оболочки, сросся череп, кожа приобрела целый и невредимый вид — будто и не было разреза. Обошлось без швов — как внутренних, так и наружных. На память о тяжёлом повреждении у девушки остался только выбритый участок на голове. Поскольку срок родов уже подошёл, откладывать не имело смысла. Не выводя её из обезболивания, Рамут с Драгоной извлекли живых и здоровых детей через разрез.
Рамут не могла оставить этот случай просто так. Под сердцем ворочалась, царапала когтями ледяная злость. На первом этаже она увидела молодого и крепкого парня с копной рыжеватых волос и негустой бородкой, а также приземистую, круглую женщину средних лет. Уточнив у дежурной сестры и убедившись, что это родственники девушки с кровоизлиянием — муж и свекровь, Рамут подошла к ним.
— Как там наша Будинка? — сразу кинулась к ней с вопросами свекровь. Она была вся круглая, как каравай, даже нос — этакая бульбочка с двумя дырочками.
Опасливо-виноватый взгляд парня подтвердил подозрения Рамут. Она скрипнула зубами.
— Жива и здорова ваша Будинка, — процедила она. — И вот этому засранцу, — она неприязненно кивнула в сторону парня, — двух сыновей родила.
— Ахти, матушки мои, — радостно всплеснула руками свекровушка-булочка. — Неужто и правда двое сыночков-соколиков?
— Правда, — сказала Рамут. И, вперив жёсткий, не обещающий ничего хорошего взгляд в парня, добавила негромко: — А ты, добрый молодец, ступай-ка со мной. Надо мне с тобой парочкой слов перемолвиться. Ты, мать, стой здесь, это не для твоих ушей. С глазу на глаз нам надо поговорить.
Оробевший парень проследовал за Рамут на крыльцо больницы, а затем и на задний двор. Там кулак навьи без предупреждения врезался в живот непутёвого мужа, а колено — в подбородок. Парень, корчась, повалился на снег.
— Это тебе, чтоб рук впредь не распускал, — рявкнула Рамут.
— Да я её всего лишь толкнул немножечко! А она возьми да и упади! — хрипел и кашлял горе-муж.
Рамут приподняла его голову за волосы и глухо, сквозь оскаленные волчьи клыки прорычала:
— Значит, так, мразь... Я тебя запомнила. Если что — найду и почки отобью. Кровью ссать будешь. Хоть пальцем её тронешь — и я забуду, что мой долг — лечить людей. Покалечу, все кости переломаю. Понял меня, гадёныш?
— По... понял...
В больницу Рамут вернулась одна, оставив парня приходить в себя на снегу. Она прошла мимо свекрови, которая проводила её недоумевающим тревожным взглядом, и нашла только что прооперированную девочку в родильном отделении. Целительный камень, как всегда, сотворил чудо. Бедняжка была уже в сознании и прижимала к себе своих малышей.
— Часто твой муж руки распускает? — присев рядом, спросила Рамут.
Будинка вся съёжилась, отвела взгляд, пряча его под длинными русыми ресницами.
— Да я сама дура, полезла к нему, — пробормотала она. — А он силы не рассчитал...
— Ещё и оправдываешь его? — поморщилась Рамут. — В общем, так, лапушка... С твоим муженьком я поговорила, уму-разуму его поучила. Ну а если он тебя снова обидит, приходи сюда, в больницу, и спроси меня. Зовут меня Рамут. Попроси, чтоб меня позвали, садись и жди. Никто тебя отсюда не прогонит, а мне передадут, что ты пришла. И я его ещё раз проучу, уже суровее.