Навья заключила любимую кудесницу в объятия, прильнула щекой к щеке.
— Ты ещё спрашиваешь, счастье моё! А как... — Она устремила жадный, нетерпеливый взгляд на сосуд с будущими детьми. — А как это работает?
Светлана поманила пальцем, и из сосуда вылетел один шарик света.
— Здравствуй, дитятко моё, — сказала она ласково. — Ну что, пойдём к матушке в животик?
Не успела Драгона сказать слово, как сгусток влетел ей в живот — щекотно и горячо. Спустя несколько мгновений он вылетел.
— Твою силу он взял, — объяснила Светлана. — А теперь мою!
И шарик нырнул в неё. Кудесница затрепетала ресницами, улыбаясь. И вдруг зашаталась. Обеспокоенная Драгона подхватила её на руки и опустила на постель. С тревогой склонившись над супругой, она испуганно и нежно звала:
— Светлана! Милая! Что с тобой? Ты меня слышишь?
— Слышу. — Ресницы волшебницы дрогнули, между ними проступил, блестя, чуть туманный и ласковый взгляд. — Всё хорошо, ладушка, не волнуйся. Просто наша кроха захотела остаться во мне. Может быть, следующая выберет тебя, посмотрим...
Драгона, дрожа от волнения, уставилась на ещё совсем плоский живот супруги. Неужели там уже зародилась жизнь? Их общее дитя, взявшее черты от обеих родительниц? Её ладонь опустилась и легла на чрево Светланы, а сверху её накрыла тёплая ладошка волшебницы.
— Наше дитя уже с нами.
<p>
*</p>
Последний зимний месяц сечень принёс не только метели и морозы, но и радостное волнение и ожидание.
У дверей родильного отделения зимградской больницы (она считалась одной из лучших) собрались четверо: Драгона, Гледлид, Цветанка и Серебрица. Навья Гледлид кусала и грызла кончик своей рыжей косы, а потом, зажав её в зубах и заложив руки за спину, принялась расхаживать из стороны в сторону. Она была несколько похожа на снежного барса, таскающего в зубах свой хвост.
Драгону от ведения родов у собственной супруги мягко, но решительно отстранила сестрица Минушь: от волнения за любимую и ребёнка та могла допустить ошибку. Роженицы не кричали, находясь в обезболивании, и появление на свет детей проходило в тревожной тишине. Какие-то звуки из родильной комнаты, впрочем, доносились — голоса врачей, звук шагов.
Цветанка держалась гораздо спокойнее. С ней были подросшие близнецы Кудря и Барнута, которых было не с кем оставить дома. Кудря носился по коридору, и Цветанке приходилось его ловить. Роды — дело не всегда быстрое, как известно... Потом Кудря захотел есть, и Цветанка дала ему предусмотрительно взятый с собой пирожок. Более спокойный Барнута, глядя на брата, тоже запросил пирожка. Цветанка напоила мальчиков подслащённой мёдом водой.
— Нет, я этого не вынесу! — воскликнула Гледлид, воздев руки. — Сколько ещё?!
Из-за пазухи она достала фляжку и что-то отхлебнула, поморщилась и крякнула, потом уселась на лавку у стены и обхватила руками голову. Серебрица, подойдя, подбодрила её дружеским похлопыванием по плечу. У неё с собой тоже была фляжечка с настойкой, и она последовала примеру соотечественницы.
Драгоне хотелось выкурить трубку бакко, но она не могла уйти. А вдруг, пока её нет, ребёнок родится?
Гледлид опять вынула фляжку. Глядя на неё, Серебрица достала свою, они чокнулись и выпили.
— Не назюзюкивайтесь тут хоть, — поморщилась Драгона. — Ещё не хватало...
Серебрица примирительно выставила ладонь — мол, всё будет в полном порядке.
— Матушка Цветанка, я писать хочу! — заявил Кудря.
— Ну, пойдём, — спокойно и терпеливо сказала та.
Присмотреть за Барнутой она попросила Драгону, и они с Кудрей удалились. Едва они исчезли из виду, как Барнута начал морщиться и покряхтывать.
— Ты чего? — спросила Драгона.
Тот смущённо молчал. Навья склонилась:
— Скажи на ушко.
— Я какать хочу, — шёпотом признался мальчик.
Что делать? Драгона взвыла сквозь зубы: как уйти? А если Светлана там родит? Но не мучить же мальчика!
— Пошли, — вздохнула она, беря Барнуту за руку.
На полпути к нужнику они встретились с Цветанкой и Кудрей, которые уже возвращались.
— Он по-большому, — пояснила Драгона.
— А сразу сказать не мог? — хмыкнула Цветанка. — Ладно, пошли. Госпожа Драгона, Кудрю, что ли, возьми...
Навья взяла за руку Кудрю, и они пошли назад, а Цветанка увела его братца. Когда Драгона с мальчиком вернулись к двери родильной комнаты, Гледлид с Серебрицей опять чокались фляжками.
— Если так дальше пойдёт, к рождению ваших детей вы будете уже совсем хорошие, — заметила Драгона.
Серебрица опять выставила ладонь: будь спокойна! А в родильной комнате послышался крик младенца. Все трое застыли: чей?
— Берёзка! Это она! Это моя! — встрепенулась Гледлид.
Серебрица, положив руку ей на плечо, заставила её сесть.
— Почему ты так думаешь? А мне кажется, это моя орёт!
— Я уверена, что моя! — не сдавалась рыжая навья.
— Спорим, моя? — прищурилась Серебрица.