— Ну, которая седмицу назад чуть не отправила к праотцам беременную женщину с больным зубом! — напомнила Драгона, воодушевлённо сверкая прохладными светло-голубыми глазами. — Та женщина её, кстати, опознала. Попалась наша знахарка зеленоглазая!
— Вот как! — Рамут от услышанного даже опустила ложку в тарелку с супом. — Это прекрасная новость. Но в чём заключается срочное дело?
— Её ранили в ходе стычки со стражами порядка, — ответила Минушь. — Рана довольно серьёзная, но она никого не подпускает к себе для оказания помощи, рычит, огрызается. Вот мы и подумали, что ты, быть может, сможешь убедить её принять врачебную помощь.
— Между прочим, эта особа — наша соотечественница, — добавила Драгона, жёстко поджимая губы. — Мне даже стыдно, что мы с ней когда-то делили одну родину! Таким недостойным поведением она бросает тень на всех нас!
— Вот как! — снова вырвалось у Рамут. — Насколько точно это известно?
— Лишь с её слов. По крайней мере, она недурно изъясняется на навьем, — ответила Драгона. — Немного, правда, спотыкается, объясняя это тем, что давно на родном языке не разговаривала, так как много лет прожила в Яви. А ещё она, оказывается, неплохо владеет оружием! Она отняла у одного из стражей порядка меч, а у другого кинжал — ими и отбивалась. От людей она оборонялась успешно, а вот от женщин-кошек, которые пришли людям на подмогу, не отбилась. Но рану она получила не от белогорского меча, а от обычного, потому и жива до сих пор. Вместе с ней, кстати, схватили ещё одну особу, её приятельницу — голубоглазую девицу в мужской одежде. Не из наших. Похоже, из местных Марушиных псов.
— Она тоже ранена? — спросила Рамут, поднимаясь из-за стола. Похоже, её обеду не суждено было попасть к ней в желудок.
— Нет, цела, отделалась парой-тройкой синяков. — Драгона виновато улыбнулась, кивнув в сторону накрытого стола: — Ты уж прости, матушка, что покушать тебе не дали.
— Ладно, ничего страшного, позже поем, — сдержанно и коротко кивнула Рамут. — Врачебный долг превыше всего. Ведите меня к нашей мятежной особе.
Она была весьма озадачена. Сначала она решила, что зеленоглазая знахарка — просто мошенница. Но — владение оружием и навьим языком... Однако! Особа эта, похоже, была не так проста, как могло сперва показаться.
Они очутились во дворе Сыскной палаты Зимграда — четырёхэтажного строгого здания с колоннами. Отстроенная навиями-зодчими столица Воронецкого княжества теперь мало чем отличалась от городов Нави, и Рамут, бывая здесь, частенько ловила себя на ощущении, будто она попала домой... Минушь хорошо ориентировалась в этом учреждении — знала, куда идти, как и с кем говорить. Она дала краткие объяснения остановившим их стражам, и их пропустили. Врачи допускались к нарушителям закона беспрепятственно: таков был приказ князя. Кроме основной своей области, родовспоможения, Минушь оказывала врачебную помощь узникам, находившимся под следствием, поэтому часто бывала здесь.
Страж отпер мощную, толстую дверь темницы.
— Узница скована белогорскими кандалами и ранена, но всё равно поосторожнее с ней, уважаемые госпожи врачевательницы, — предупредил он. — Уж больно она ершистая да прыткая. Еле скрутили...
В сумрачную камеру сквозь крошечное оконце проникало мало света, но навьи хорошо видели и при плохом освещении. Посередине этого мрачного помещения стоял тяжёлый деревянный стол, прикованный к полу (чтобы никто из заключённых не мог его поднять и ударить им кого-либо), а также две лавки. В углу на куче соломы лежала узница с растрёпанной серебристой косой, прижимая руку к окровавленному животу. Одета она была в просторную рубашку, подол которой до колен прикрывал ноги в штанах и весьма добротных высоких сапогах с кисточками на голенищах. Её большие глаза были закрыты, а лицо было бы пригожим, если бы его не пересекали тонкие параллельные шрамы, оставленные, скорее всего, звериными когтями. Рамут отметила весьма волевую нижнюю челюсть и жёстко сжатый, суровый рот — почти как у неё самой. Поверхностно осматривая узницу, она также не могла не сделать вывод о большой силе её изящного и стройного, но жилистого тела. Для навьи заключённая была невысокого роста, но Рамут оказалось достаточно одного взгляда в её лицо, чтобы почувствовать её истинное происхождение. Сумраком Нави дышало это лицо, и красивое, и жёсткое одновременно. Чётко проступающие мышцы — с виду хоть и небольшие, но стальные, подкожного жира мало. Прекрасное, сильное тело. Несомненно, тело воина.
— Ты позволишь тебе помочь? — обратилась Рамут к узнице на навьем языке. — Я врач, я могу исцелить твою рану. Вижу, ты потеряла много крови, это опасно.
Веки дрогнули и приподнялись, и в Рамут вперился пронзительный взор глаз удивительно яркого зелёного цвета. Не взгляд — прямо-таки толчок в грудь. Но спустя несколько мгновений враждебность в нём стала понемногу таять, узница всматривалась в лицо Рамут сквозь задумчивый и усталый прищур. А потом в её глазах проступило нечто такое, отчего у Рамут нутро странным образом ёкнуло — то ли нежность, то ли восхищение.
— Давно я не видела столь прекрасной госпожи, — также на навьем языке отозвалась заключённая.
Едва приметный иностранный выговор вполне укладывался в версию о том, что язык был для неё родным, просто давно не использовался ею. А Рамут, не обращая внимания на эту странную, неуместную в данных обстоятельствах попытку заигрывания, уже обследовала её рану своим просвечивающим тело взглядом целителя. Без сомнения — от меча, почти сквозная, серьёзно повреждённый кишечник уже охвачен воспалением, кровотечение продолжается. Одного прикладывания целебного камня тут мало, придётся тщательно чистить брюшную полость от излившихся из пробитых кишок нечистот. Без операции никак не обойтись.
Драгона и Минушь словно читали мысли Рамут. Когда она бросила взгляд на дочерей, они кивнули. Да, не обойтись.
— Узницу необходимо срочно переместить в больницу, — обернувшись к стражу, решительно объявила Рамут. — Здесь нет условий для лечения.
— Я должен доложить начальству, — ответил тот.
Пока он бегал с докладом, Рамут снова склонилась над узницей. На сухих побледневших губах той проступала слабая улыбка.
— Какой властный голос у тебя, госпожа, — проговорила она. — Прекрасный и строгий, как ты сама... Хочется тебе повиноваться... Повинуюсь. Отдаю себя в твои прекрасные целительные руки, моя спасительница...