Надрывный плач хэгыма выскользнул в утренний воздух неожиданно, больно резанул по нервам, которые, как казалось прежде, уже окаменели от долгих лет службы в полиции. Чул Су видел много казней, в пылу схватки хладнокровно перерезал вены мятежникам и преступникам, не раз наблюдал обезумевших от горя жён и детей осуждённых. И всё же в начале этого дня хэгым рыдал так отчаянно, так безутешно, так надрывно... Его звуки напоминали человеческий голос, охрипший от слёз... Рука музыканта, дерзнувшего играть после смерти осуждённой жены императора, двигалась против воли разума, музыка западала глубоко в душу – и сотрясала её всю. Но люди, измученные переживаниями во время расследования, оглушённые их итогом, не слышали, как плачет хэгым. И это удивляло не меньше пронзительной мелодии: как можно не заметить такое? Как? Кто осмелился играть?
...Бабочка спустилась на самый ближайший цветок, на благоухающем кустарнике во внутреннем дворике. Аромат, полившийся со всех сторон, оглушил её хрупкую душу, опьянил крошечную голову новой жаждой... А его вкус... этот вкус... Трава и листья, которые она ела в прежней жизни, разве могли сравниться с этой дивной пищей? О, она никогда раньше... ещё никогда...
Один из глав полиции растерянно замер, так и не переступив порога, ведущего во внутренний двор помещений прислуги. Измученная девушка в белой одежде играла на хэгыме, позабыв обо всём на свете. Сначала Чул Су решил, что у неё кто-то умер, потом, когда разбитый волшебной мелодией разум сделал первые попытки стряхнуть наваждение, понял: это не траурная одежда, а одеяние заключённых или осуждённых. Ослепшие было глаза разглядели следы побоев, распознали тонкую струю из свежей раны под расцветающим красным цветом рукавом. Одна из прислужниц, переживших долгие пытки, ничего не помнила и не видела. В глазах её уже не осталось слёз. Вместо неё плакал чуткий хэгым. Или же эта девушка отдала инструменту свою душу – и теперь та рыдала между двух натянутых струн?
...Первый полёт, красота и вкус первого цветка наполнили бабочку сытым блаженством. Лёгкие крылья лениво замерли. В следующий миг её привлекли не слышанные доселе звуки. Бабочка перелетела на крыльцо, потом, напуганная взмахом руки со смычком, опустилась подле ног играющей девушки. Всего только на мгновение девушка замерла, разглядывая яркое пятно, неожиданно появившееся на земле близ неё. Один взгляд человека и существа, способного наслаждаться небом. Две красоты, хрупких и мимолётных, встретили друг друга в этом жестоком и мрачном мире, погрязшем в суете и низменных желаниях. Два прекрасных существа сразу и без сомнений признали красоту друг друга...
Чул Су застыл как завороженный, смотря на девушку с хэгымом и бабочку, опустившуюся подле её ног. Время замерло лишь на мгновение, а потом бабочка скромно сложила крылья, скрывая узор на крыльях, а девушка продолжила игру. Вновь плач хэгыма больно резанул по сердцу. Она не должна здесь играть! Она не имеет права играть в такое время! Её полагается наказать, заставить замолчать! Разум хорошо понимает это, но тело не двигается. Сердце, которое казалось каменным, на самом деле всё ещё живо. И боль чужих несчастий, которую он не слышал в последние годы, ныне обрушилась на него мощной волной. Боль отозвалась внутри него. И спасения не было от этой муки... И... и вовсе не хотелось спасения...
Музыка... Она веселит нас на празднествах... Досаждает нам, когда у нас неприятности. Когда она звучит, мы слушаем её. Когда молчит, мы обходимся без неё. Музыка, несомненно, украшает нашу жизнь. Но крайне редко музыка так заставляет трепетать наши души, так глубоко и прочно въедается в наши сердца, так безжалостно сковывает мозг, приносит нам так много боли, которая из чужой становится нашей собственной. И всё же... как бы ни была страшна эта мучительная красота, встретиться с нею в её неукротимом величии, увидеть в ней чью-то душу и всю её страшную историю... Вначале это кажется чем-то невозможным, а позже станет одним из самых ярких наших воспоминаний... Как прекрасная луна, мягко, женственно и таинственно освещающая небо и притягивающая взор, так и музыка, в которую музыкант вложил всю свою душу, становится самой восхитительной музыкой в нашей жизни из всей, когда-либо услышанной нами.