— Он ее любит, Лу. С чего бы иначе он приходил от донны Химены с таким видом, будто его пытали?
— Может, он боится, что муж донны Химены узнает? — предположила Лу.
Хуана снова рассмеялась.
— Я думаю, дои Диего не боится ни Бога, ни дьявола, а уж тем более ревнивых мужей, будь то муж донны Химены или чей еще.
Беседу прервал донесшийся сверху отчаянный вопль.
— Пошли на кухню, Лу. Они вернутся с улыбками, а нам ведь не хочется, чтобы нас застали за подслушиванием.
…Истошный крик раздался в тот момент, когда дон Диего со своей ношей вошел в комнату и, усевшись на кровать, перекинул Каролину через колено.
«Черт… Он и впрямь намерен меня отшлепать!» — Каролину обуяла ярость. Но где же ей справиться с доном Диего! Юбки Каролины взлетели вверх, а в следующее мгновение она почувствовала, как тяжелая ладонь дона Диего с размаху опустилась на ягодицы. Каролина снова закричала. Извернувшись, она умудрилась укусить его за руку, которой он придерживал ее.
Дон Диего вознаградил даму очередным шлепком, от которого ягодицы ее порозовели.
— Я всего лишь расставляю все по местам, пытаюсь показать, кто здесь хозяин. И ты не смеешь мне перечить и называть меня Келлзом!
С этими словами дон Диего внезапно перевернул Каролину и опустил на пол. Но тонкое платье не выдержало столь неделикатного обращения и расползлось по шву.
Каролина задыхалась от гнева и возмущения. Еще никто и никогда так не унижал ее. В этот миг она готова была убить своего обидчика. Дои Диего смотрел на раскрасневшуюся и растрепанную Каролину, сейчас, как ни странно, еще более прелестную и желанную… Но ее взгляд! Эта ненависть, это презрение… Казалось, она способна испепелить его взглядом.
— Ты не Келлз! — бросила она ему в лицо. — Может, ты и был им когда-то, но теперь… Ты не стоишь того, чтобы лизать его сапоги!
Каролина размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.
— Вот так-то лучше, — примирительно сказал дон Диего и, не в силах сдержать желание, схватил Каролину за плечи и привлек к себе, пытаясь поцеловать ее.
Каролина отчаянно завертела головой, стараясь уклониться. Злость придавала ей сил, и она вырвалась из объятий, правда, порвала при этом рукав платья. Сверкая глазами, она взглянула на дона Диего.
— Я не желаю вас видеть! — дрожащим от гнева голосом проговорила она.
— Неужели?
Его темные брови взметнулись, и он снова привлек ее к себе. Самонадеянность дона Диего не знала границ.
— Твое тело говорит о другом, чертовка! — сказал он и наклонился, целуя мочку ее уха; потом принялся целовать ее белую шею, грудь…
Вот сейчас бы и оттолкнуть его, сейчас, когда он так уверен в победе. Но если эта мысль и пришла Каролине в голову, то была столь же мимолетной, сколь и запоздалой. Ибо она уже находилась во власти других ощущений. Вопреки здравому смыслу она действительно желала этого мужчину. Что поделать, если чувства берут верх над рассудком! Помимо воли Каролина расслабилась, ее охватила приятная истома; и, как ни старалась она проявлять благоразумие, дону Диего почти без усилий удалось добиться своего, добиться того, чего они оба желали. Словно в полусне она чувствовала объятия его крепких рук — это он нес ее на кровать; потом почувствовала приятную тяжесть его сильного тела, его руки, его губы, его влажный язык.
Каролина не протестовала, когда он осторожно, но настойчиво стал раздвигать ее ноги, не протестовала, когда он вошел в нее, не резко и грубо, как можно было ожидать, но все с той же осторожностью.
Еще мгновение, и ее решимость противостоять ему растаяла окончательно; она забыла и свой страх, и свой гнев и теперь стонала под возлюбленным, наслаждаясь его страстью. Она прижималась к нему, целуя его грудь и плечи, и шептала ему ласковые слова, шептала, не слыша себя, не придавая значения своим словам. Она чувствовала его горячее дыхание, чувствовала, как бьется в груди его сердце, и с каждым движением возлюбленного огонь в ней разгорался все жарче.
Все заботы, тревоги, волнения, опасности, все, что ее тяготило, ушло, по крайней мере на этот миг — весь мир с его мелкими радостями и печалями стремительно улетал прочь.
Ни один мужчина еще не любил ее так, как он, так яростно и в то же время так нежно. Ни в ком не встречала она такого любовного исступления — и отдавала ему всю себя без остатка.
Этот восхитительный полет закончился в миг самой чистой радости; и потом, расслабленная и обессиленная, она медленно возвращалась в мир реальности, в тот мир, где его рука поглаживала ее разгоряченное тело, превращая в маленькие язычки пламени те угольки, что продолжали тлеть в ней и после возвращения из мира сверкающих высот.