А потом они медленно опускались вниз, но лишь затем, чтобы вновь загореться от искр, оставшихся в затухающем костре; и костер вновь разгорался, вновь закипала кровь, и казалось, этому не будет конца. Время остановилось, существовала только эта ночь, ночь любви, хозяйки на этом балу.
Переполненная ощущением счастья, Каролина наконец уснула. И море, разбиваясь о скалы, пело ей свою колыбельную.
Почти неделю провели они в этом раю. Келлз ловил рыбу, а Каролина жарила его улов на костре, который он развел на песчаном берегу. Потом они отдыхали в тени скалы, и Каролина рассказывала о своем детстве, проведенном в Виргинии, рассказывала о том, что было до их встречи. Иногда вспоминала и о том, как они жили в Тортуге и в Порт-Рояле.
Она знала, что Келлз не верит ее рассказам об их приключениях, но все же была счастлива — ведь он соглашался слушать ее, не протестовал.
Они нежились в своей пещере на берегу океана, глядя на выпрыгивающих из воды, играющих рыб и изредка появляющиеся на горизонте корабли. Они резвились, как дельфины, в ослепительно чистых водах; босиком бежали по белому песку и, словно дети, играли на мелководье. Они любили друг друга у кромки прибоя, и волны освежали их, накрывая с головой. Однажды они даже построили замок на песке и потом смотрели, как вечерний прилив смывает его в море. Долгие часы проходили в приятной праздности, и, занятые собой, они сумели позабыть о том, что там, за мысом, их ждет мир с его заботами.
В памяти Каролины эта неделя осталась как время, проведенное в раю.
Глава 28
Дворец губернатора
Гавана, Куба
Келлз и Каролина блаженствовали на берегу океана, а в жизни Пенни тем временем произошли значительные перемены.
Этих перемен она добилась сама, добилась неустанными трудами в губернаторской постели. Но почтенного сеньора неожиданно разбила подагра, и Пенни снова стала спать одна. Губернатору было уже не до нее, и она стала опасаться лишиться тяжким трудом добытых привилегий. Такое положение дел Пенни совершенно не устраивало. В довершение несчастий бедняга губернатор так расхворался, что даже не мог спускаться к ужину, обрекая Пенни на тесное общение с Мариной. Несчастный Коррубедо лежал в своей спальне и стонал на весь дом, приводя в уныние домочадцев.
Несмотря на все старания, Пенни так и не удалось добиться расположения губернаторской дочки. Марина не стала относиться к ней доброжелательнее. Напротив, с каждым днем ненависть ее к любовнице отца возрастала. Каролина же, как было доложено Пенни, вся ушла в заботы о доне Диего, который тоже заболел. Всякий раз, как Пенни стучала в дверь, старая Хуана отказывалась открывать, ссылаясь на то, что не хочет, чтобы гостья заразилась.
— Не позволено. Зараза, — говорила Хуана на ломаном английском.
Пенни только и оставалось, что бродить по дому, бродить всеми забытой и несчастной.
Прибытие красавца галиона обещало хоть какое-то развлечение — губернатор разрешил дочери отправиться вместе с Пенни на пристань и полюбоваться кораблем. Возникли, правда, небольшие осложнения: Марина зашипела, бросив что-то вроде: «Если она пойдет, то я не пойду». Но губернатор рявкнул-таки на весь дом, заявил, что не пойдет никто, и тут же, сраженный болью, рухнул на подушки. Марина, разрыдавшись, покорилась отцовской воле.
На счастье капризной девушки, в этот момент в доме появилась гостья — Карлотта Эрнандес, приехавшая в своем экипаже. Губернатор позволил дочери уехать с ней, втайне радуясь возможности избавиться от строптивицы хоть на какое-то время. Пенни тоже не осталась внакладе. В отсутствие Марины ей было уютнее, и она смогла вдоволь наговориться с губернатором, прежде чем тот уснул. Пенни уже задумалась: не пойти ли в гавань одной? И тут в дверь постучали. Затем послышалась чеканная поступь по каменному полу и раздался приятный мужской голос; незнакомец на чистейшем английском, показавшемся Пенни музыкой, проговорил:
— Надеюсь, вы сообщите губернатору, что я прибыл сюда по очень важному делу и буду весьма разочарован, если меня откажутся принять.
Англичанин! Пенни вихрем сбежала вниз и остановилась как вкопанная при виде высокого темноволосого красавца с военной выправкой, одетого в голубовато-серый атлас. Он вскинул голову, затем низко поклонился.
— Какая красавица, — сказал он прежде, чем кто-либо успел произнести хоть слово. — Мог ли я надеяться, что вы окажетесь губернаторской дочерью?
— Надеяться-то вы могли, но были бы жестоко разочарованы.
Незнакомец, чья рубашка сияла белизной, а жабо было самое роскошное из всех, что Пенни доводилось видеть в жизни, перевел дух.