Каролина чуть покраснела, но, решительно тряхнув кудрями, заявила:
— Бедная девочка убегала от этих ужасных женщин из борделя. Они пытались ее избить.
— И ты не могла не вмешаться.
— Конечно, не могла! Она не знает, сколько ей лет, но на вид не больше пятнадцати.
Келлз вздохнул.
— Что мне с тобой делать? Неужели ты никогда не поймешь, что этим уличным девчонкам нельзя доверять?
— Ну… Я уверена, что этой — можно. Да и про Беттс ты говорил то же самое, но смотри, какой она оказалась славной! А наша кухарка? Послушай, Келлз, когда ты увидишь Джилли сегодня за ужином, постарайся не морщить нос, если она подаст блюдо не с той стороны, я сама ей потом скажу. Она считает, что, работая в бристольском кабаке, прошла всю необходимую школу, и разубеждать ее придется постепенно.
— Уж постараюсь, — насмешливо протянул Келлз.
— Пойдем наверх. Я думаю, тебе приятно будет принять ванну после путешествия. Что же ты мне не сказал о покупке плантации?
Келлз застыл.
— Кто рассказал тебе об этом?
— О, сплетники знают о нас больше, чем мы сами о себе! — с чарующей непосредственностью воскликнула Каролина.
— Тогда тебя обманули, — ответил он, с трудом сдерживая гнев или… или что-то другое? — Не стоит слушать сплетни.
Наверное, Келлз прав, Каролина и сама не особенно доверяла слухам. Она испытала облегчение, ей совсем не хотелось селиться в верховье Кобры, но ее задел его тон. Почему такая резкость?
— Я позабочусь о том, чтобы тебе приготовили ванну, — тихо сказала она и, уже повернувшись, чтобы пойти на кухню распорядиться, добавила: — Ужин готов.
— Хорошо, — бросил он через плечо. — У нас не все шло гладко. Дно этой дырявой посудины дало течь.
— Ты мог погибнуть! — со страхом воскликнула она.
Келлз обернулся, поигрывая мускулами.
— Не бойся, — с усмешкой ответил он. — Мы были недалеко от берега. Я забросил канат на росшее на берегу дерево и пришвартовал корабль. Мы законопатили пробоину, чтобы доковылять до Порт-Рояля, да только работенка выдалась жаркая. К тому же вся наша еда досталась рыбам, и я голоден как волк!
Радуясь уже тому, что им не придется жить где-то в верховьях этой опасной реки и постоянно сновать вверх и вниз по течению, Каролина, неодобрительно покачав головой, пошла на кухню. Затем, приказав согреть воды, она все с тем же хмурым выражением поднялась в свою спальню переодеться к ужину.
И все-таки она чувствовала неладное. Объяснение Келлза показалось ей уклончивым. Повинуясь привычке, она открыла сундук, нащупала второе дно… В первый момент, найдя шкатулку открытой, она вздрогнула, но потом, вспомнив, что сама отправила колье в Левел-Грин на оплату материнских долгов, вздохнула с облегчением.
Почему-то она испытала странную пустоту, ощущение невосполнимой утраты. Наверное, потому, что она сама завоевала эту награду, одна, без Келлза, хотя… Колье было ее собственностью, она вольна была отдать его тому, кому пожелает… А сейчас, ну что же, она будет носить копию.
— Ну разве мы не короли? — поприветствовал жену Келлз, увидев ее на лестнице идущей вниз в роскошном белом платье и сверкающем колье.
— Я нарядилась в честь твоего возвращения, — ответила она, словно оправдываясь.
Келлз, прищурившись, смотрел на нее.
— А где же оригинал? Ты что, его потеряла?
Каролина замерла. Она совсем забыла про острый глаз Келлза, способный легко отличить подделку от настоящей вещи.
— Я отправила его матери, — призналась Каролина. — Они на грани краха и, как я узнала, могут потерять Левел-Грин… Я не могла этого допустить, что бы они о нас не думали!
— Как благородно с вашей стороны, — сухо отозвался Келлз. — Ну, это лишь облегчает для меня принятие решения.
Каролина понятия не имела, что он подразумевает.
— О чем ты? — нахмурившись, спросила она.
— Так, — пожав плечами, ответил Келлз. — Давай ужинать. — И он протянул ей руку.
Они чинно вошли в просторную, выдержанную в зеленом цвете, столовую для пира, который сотворила для них кухарка. Келлз отодвинул стул Каролины и церемонно усадил ее. Он тоже принарядился: сменил свои любимые бриджи из оленьей кожи и просторную рубаху — одежду, которую он носил на корабле, на приличный английский серый костюм. Пенное кружево рубашки оттеняло загар, и на пальце его горел перстень с изумрудом, точно таким же, каким было пристегнуто жабо на рубашке. Каролина невольно сравнила этот камень с другим, розовым, тем, что носил на рубашке монсеньор де Монд. Но, сказала себе Каролина, монсеньор де Монд не был господином адмиралом флибустьерского флота.