— Меня останавливал не закон, — тихо сказал Лувиан. — Этому помешала мама. Я рассказывал тебе о последствиях моего перехода с права на политику, но я бы уже отдыхал на дне с рыбами, если бы выбрал искусство. Впрочем, — продолжил он, не дав ей ничего сказать, — когда один парень сказал, что хотел бы пирсинг, как у риллян, я повторил за ним. Конечно, он должен был оставаться скрытым для остальных, так что…
— Понятно.
— В чем-то мне повезло. Угадаешь, где другой парень сделал свой?
Печаль рассмеялась и поцеловала его грудь.
Они притихли на миг.
— Все еще не верится, что это по-настоящему, — добавил Лувиан через пару мгновений.
— Почему?
— Из-за… Расмуса.
— Мы разошлись еще до встречи с тобой, — сказала Печаль.
— Знаю, но если это твой тип?
— Мой тип?
— Сама понимаешь… высокий, культурный. Красивый. Очень красивый.
— Ты хочешь быть с Расмусом? — спросила Печаль.
Лувиан легонько укусил ее за плечо, и она рассмеялась и отодвинула его.
Она не привыкла к такой его стороне, не учитывала, что он мог быть уязвимым, в чем-то не уверенным. Она ощущала от этого неожиданную силу. Печаль приподнялась на локте.
— Ты мне очень нравишься, — сказала она. — Позволь тебе показать.
Аркадий издал свист, отвлекая Печаль от воспоминания.
— Едет карета, — его голос был близко. — Нам нужно идти.
Лувиан промолчал, и Печаль ощутила его губы на своих, он целовал ее как в последний раз. Печаль молилась пантеону Граций, чтобы это было не так.
— Увидимся очень скоро, — он прижался губами к ее уху. — Обещаю.
И он ушел.
— Вот она! — услышала она вопль Дугрея через миг, а потом тяжелые шаги сапог, спешащие к ней.
Печаль глубоко вдохнула и приготовилась. Вот и все.
Ее подняли и поставили на ноги, путы на запястьях разрезали, повязку сорвали с лица. Ее фальшивое облегчение было лишь отчасти притворством, когда она моргнула от света, пытаясь различить лица спасителей. Первым она увидела Аррана, его лицо было строгим из-за тревоги. Пока она привыкала к свету, она увидела Дугрея, на его лице смешались благодарность и ужас. Они отошли, пока она потирала запястья.
— Печаль, — сказал Арран, шагнув к ней. — Ты не ранена? — он обернулся, словно ожидал увидеть похитителей, бегущих среди деревьев.
Печаль подавила улыбку от игры Аррана. Он был бы чудесным дополнением к труппе, которую она видела в Западных болотах.
— Я в порядке. Сенатор Дэй. Невредима, честно.
— Слава Грациям, — сказал Арран, сжимая ее плечи. — Вернем тебя в замок.
Она забралась в карету первой, Дугрей и Арран — следом, оба сели напротив и смотрели на нее с тревогой.
Дугрей заговорил, как только они поехали:
— Ваше великолепие, прошу прощения за произошедшее с вами. Я приму любое наказание, которое вы посчитаете подходящим.
Печаль опешила.
— Я не хочу тебя наказывать.
— При всем уважении, Ваше великолепие, вы обязаны. Я ужасным образом подвел вас. Если бы с вами что-то произошло, вся вина легла бы на меня. Я принимаю это и последствия этого.
Ее сердце болело за него. Она ощущала, как он страдал из-за того, что не справился с долгом. Она задумалась, могла ли немного наказать его, чтобы успокоить его гордость. Но как? Он не заслужил такого.
— Дугрей, я видела, как ты сражался с ними. Их было слишком много. Это не была твоя вина. Серьезно. Я не позволю тебе винить себя в этом.
— Сыновья Раннона…
— Не хочу больше слушать об этом, — твердо сказала Печаль. — Я рада, что ты — мой страж, и так все и останется. Я тебе доверяю.
Он не выглядел радостно, хотя его только что простили, и Печаль поняла, что его тревожила не только совесть, но и гордость. Его вера в себя пошатнулась от произошедшего, и это так просто не восстановить.
Они погрузились в тишину, и Печаль отклонилась на спинку кресла, закрыла глаза. Теперь они ехали, и ее нервы были напряжены, ведь она была все ближе к Веспусу. Вся ее энергия уйдет на то, чтобы убедить его, что ничто не изменилось, что все карты все еще у него. Ей нужно было вести себя спокойно, не говорить ничего, что вызовет его подозрения…
— Печаль? Мы вернулись.
Печаль вздрогнула, Арран разбудил ее. Она и не поняла, что уснула.
— Прости. Я… устала, — честно сказала она.
Карета повернула, и Печаль увидела замок, белый камень, ставший золотом в свете уходящего осеннего солнца. И Шарон ждал у двери, следил за движением кареты с пристальностью сокола.
Печали нужно было играть не только для Веспуса. Шарона тоже нужно убедить.
Печаль смотрела на него в окно, он крепко сжимал колеса своего кресла, мрачно поджимал губы, и все ее сомнения насчет него пропали. Она вдруг ощутила отчаянную тоску по нему, его советам и поддержке, и ей захотелось поговорить с ним и снова доверять ему.