На бедрах Дилана сидела она.
Индейская мертвая тварь.
В глазах у него потемнело.
Дилан не помнил, как это случилось, но в следующее мгновение он уже придавливал скользкий, расползающийся труп к постели, перехватив обеими руками за горло, а то, что было когда-то девчонкой из навахской резервации, сучило ногами, хрипело и визжало под ним, как поросенок на бойне.
Она была отвратительна, и он зажмурился.
Эту тварь хотелось добить. Сегодня, сейчас. Ему нужно выгадать время, ему нужно…
Его руки были в ошметках разлагающейся плоти. Дилана тошнило, и желудок грозился вывернуть всё содержимое наружу, но было плевать. В мозгу билось одно: он поймал её, он не должен дать ей уйти, он поймал её, она сдохнет, сейчас она сдохнет…
И всё закончится. Кем бы она ни была, какой бы силой не обладала — всё закончится.
Она ерзала, вырывалась, хрипела, упиралась в его плечи расползающимися руками, оставляя на рубашке коричнево-бурые пятна, желтые белки покрывались сеткой алых капилляров. Дилан сдавил её шею ещё сильнее. Мышцы рук и плеч ныли, требуя пощады, но он не мог остановиться.
Кажется, он вопил.
«Сдохни! Сдохни! Сдохни уже!»
Наконец, оно затихло, и Дилана тут же вывернуло. А, когда он вытер ладонью рот и открыл глаза, перед ним лежала Лекси.
Мертвая.
Вся в его рвоте.
Её сумочка валялась рядом с кроватью. Простыни были чистыми, ни следа разлагающегося тела.
Это была Лекси.
Дилан не выдержал. Он сполз с постели, скорчился на полу и завыл, вцепившись ногтями в ладони, будто боль могла привести его в чувство. Он выл и выл, пока не охрип, а потом просто лежал, чувствуя, что слёзы стекают по его лицу.
Лекси, мать её была мертва. Он её убил. Он её убил. Онеёубил.
Как будто если повторять это про себя бесконечно, её смерть станет сном, а он — прекратит быть убийцей. Но тело на постели никуда не девалось.
Ещё через полчаса Дилан поднялся. Взял свои вещи. Он не чувствовал больше ничего, только оглушающий холод внутри и тупую уверенность в том, что он должен сделать. Теперь он был уверен. В ушах стоял шум воды.
Дилан вышел из номера и сел в машину.
Воды озера чернели в темноте.
Остановившись у самой кромки, Дилан уставился в темную муть. Луна зашла за облака, и ветер пробирал до самых костей.
Он мог въехать в озеро на машине, но не стал этого делать. Его тянуло к воде, как магнитом, и он знал, что должен зайти в неё. По щиколотки. По грудь. По шею. Идти и идти, пока не скроется из виду, пока вода не хлынет в легкие. Вода манила его, тянула, и почему-то он был уверен, что склизкая, разлагающаяся тварь не выйдет, чтобы затащить его на самую глубину. Она добилась своего — он пришел сам.
Дилан знал, что для детективов полиции поймать его за убийство Лекси будет делом времени. Он наверняка порядочно наследил в номере, да и администратор мотеля вряд ли будет держать язык за зубами. Одно дело сдать номер какому-то парню для встреч со взрослой женщиной, другое — покрывать убийство.
Он убил Лекси.
Индейская сука заставила его это сделать. Алексис была единственным человеком, которым он хоть как-то дорожил, а теперь её нет. Дилан ухмыльнулся и был уверен, что его ухмылка казалась безумной. Лекси умерла. Её труп лежит в одном из многочисленных номеров мотеля на выезде из города.
Он её убил.
Дилан шагнул вперед, ощущая, как вода плещется о его щиколотки.
Лекси больше нет.
«Придурок, — какой-то остаток его разума ещё пытался бороться с желанием наполнить водой легкие. — Остановись! Отец наймет тебе хорошего адвоката, ты сможешь выпутаться!»
Дилан остановился.
Его по-прежнему тянуло в воду с непреодолимой силой, но проснувшийся мозг не желал сдавать позиций.
Он мог вернуться в мотель; ключ всё ещё был у него с собой. Мог вытереть там следы своих пальцев, вывезти труп Лекси и утопить в этом озере. Возможно, вместе с её машиной. Когда её найдут, тело станет неузнаваемым, а следы пальцев с шеи исчезнут.
Он мог скрыть это убийство и остаться невиновным. Пойти к психиатру. Отец смог бы найти ему врача, который утаил бы его проблемы. Он бы пил таблетки и оставался в своем уме. Если он не может справиться с галлюцинациями, значит, «колёса» смогут. И травка. Купит ещё немного смеси у того инджина — хер с ним, даже если придется принять его в братство.