Он мог бы выжить.
«А если не получится?» — шепнула ему вода. Она плескалась вокруг его ног.
Разве он не может всегда вернуться сюда, если полиция начнет копать под него?..
Дилан отступил назад. Пятка увязла в мокром песке, будто озеро не желало отпускать его. Он снова чувствовал запах озерной тины и стоячей воды, но магия воды больше не действовала.
Он победил.
За его спиной раздалось низкое, злобное рычание.
Медленно обернувшись, Дилан увидел крупного пса. Или даже койота. Животное припало к земле, готовясь к прыжку и оскалив клыки. Жёлтые глаза горели в темноте.
Дилан замер. Он знал, что при нападении собак нельзя бежать или вообще двигаться — это и погубило впавшего в панику Майлза. Но в этом псе было что-то необычное.
Слишком крупный.
И глаза…
Пёс прыгнул. Дилан едва успел поднять руки, защищая лицо и шею; острые зубы вцепились в его руку. Он рухнул в воду, подняв тучу брызг, и темное озеро радостно приняло его в свои объятия, превращаясь в зыбучие пески. Дилану казалось, что сотни пальцев цепляются за его одежду и волосы, тянут его назад.
Он заорал, не зная, от кого отбиваться, замахал руками, пытаясь отпихнуть пса, но тот, воспользовавшись моментом, с голодным и злым урчанием вцепился в его горло.
Боль алой пеленой вспыхнула перед глазами.
Дилан из последних сил зашарил вокруг себя в поисках хотя бы камня, но ладони загребали лишь песок.
А потом всё исчезло.
Алексис приложила карточку к двери в номер и зашла внутрь.
— Дилан?
Постель была смята и пуста. Алексис выругалась и опустилась на неё, провела по волосам рукой.
— Придурок! И зачем я только тащилась сюда, что-то мужу сочиняла? — она вытащила мобильный.
Ни одного сообщения. Набрав номер Дилана, она долго вслушивалась в гудки, потом ещё раз выругалась и подхватила сумочку.
— Пошел ты, — и вышла из номера, захлопнув за собой дверь.
Глава тридцать пятая
Мун чувствовала, как петля на шеях оставшихся виновников смерти девушки из народа дене затягивается всё туже. А заодно и на шее Юнсу и её собственной.
Она изо всех сил старалась не впадать в панику. Получалось не очень.
Чтобы вернуть ясность разума, Мун заварила себе чашку крепкого кофе. За окном стремительно темнело, и она только что вернулась из больницы. Юнсу оставался в палате под наблюдением врачей, ему вкалывали антибиотики. Ей стоило многих сил не распсиховаться прямо там, но по дороге домой она не выдержала — свернув в один из переулков, долго плакала, глядя, как по лобовому стеклу тарабанят капли дождя.
Это должно было стать единственным моментом её слабости. Сейчас она не имела права расклеиваться.
Организм Юнсу неплохо справлялся с начинающимся заражением и хорошо воспринимал антибиотики, но ей следовало не рыдать, а искать способ спасти и его, и девушку Оуэна. Судя по тому, что она слышала в больнице и узнала из короткого сообщения от Уилла, у неё дела шли гораздо хуже.
Мун понятия не имела, было ли происходящее с ними проклятьем, но знала: если не обезвредить виновника, дальше будет лишь хуже.
У неё задрожали руки, и она поставила чашку на стол.
— Успокойся, — прошептала Мун. — Сейчас не время сходить с ума. Думай, Мун. Пожалуйста. Ради Юнсу.
Стоило ей коснуться ладони Оуэна, как она увидела и ощутила всё, что видел и чувствовал он в ту ночь и многие дни и ночи после, когда думал, верный ли сделал выбор, когда решил покрывать своих друзей. Ещё никогда прежде в её видениях не было такой четкости, и Мун стоило многих сил выдержать всё, что она узнала.
Оуэн раскаивался. Быть может, раскаивался не так, как следовало бы — даже в своем сожалении он заботился о себе и своих близких, а не о душе несчастной жертвы, — но Мун понимала, что он осознает весь кошмар поступка. Осознавал и в ту жуткую ночь, но не остановил своих друзей.
Оуэн был напуган. До конца не верил, что Гаррет сможет изнасиловать невинную девушку. Думал, они остановятся сами. А потом всё вышло из-под контроля, превратилось в ночной кошмар, из которого он не мог выбраться годами, но делал вид, что смог.