– Видно, далеко не все во мне вызывает страх и ужас, – прохрипел он, не глядя на меня. Одним движением он резко задвинул засов и повернул ключ в замке. Затем оперся рукой о косяк рядом с моей головой. Он понимал, как мне должно быть это неприятно, и, по-видимому, намеревался насладиться этим моментом и собственным влиянием в полной мере.
– Если вы думаете, что меня это может смутить, вынуждена разочаровать вас, – тихо заметила я. – Я своих инстинктов не стыжусь.
Это было чистой правдой, хотя меня ужасно злило, что я дала ему лишний повод к высокомерию.
– Это что, приглашение?
– Еще чего не хватало! – мой голос прозвучал немного резко, чтобы произвести нужное впечатление, но это было меньшей из моих проблем, потому что, как бы я ни старалась отвести взгляд, я все равно видела эти стальные мышцы, отчего теряла концентрацию и способность ясно мыслить. – Если я, например, голодна и вижу сочные ягоды лисца, у меня начинает урчать в животе, и я ничего не могу с этим поделать. Тем не менее я не буду есть эти ягоды. Потому что я знаю, что после такой трапезы я все свои внутренности вместе с душой исторгну. Вот и с вами то же самое.
Чтобы придать моим словам большей убедительности, я пренебрежительно скрестила руки на груди. Да, возможно, я сделала это и для того, чтобы создать некий барьер между нами – и чтобы заблокировать собственные руки, потому что иначе они бы наверняка потянулись к его телу, чтобы узнать, действительно ли кожа у него такая шелковистая и горячая, какой кажется.
– То есть ты меня сравниваешь со средством, вызывающим рвоту? – уточнил он со смешком, но для меня, в общем-то, не так важно было, что именно он там говорит, потому что его глубокий и хриплый голос оказывал на меня и мои чувства такое же влияние, что и крепкое вино.
– Как по мне, очень подходящее сравнение, – прошептала я и затаила дыхание. Да таким голосом он мог бы даже унизительное мирное соглашение прочитать, и я бы все равно сочла это очень возбуждающим.
Арезандер подался чуть вперед.
– Но после ягод лисцы ты вряд ли будешь стонать от удовольствия.
Юн всемилостивый! Как бы я сейчас ни старалась, но не могла перебороть себя, и внизу живота у меня начинало распространяться покалывающее тепло.
Этому нужно было положить конец. Немедленно.
Я вздернула подбородок и одарила его самым мрачным взглядом, какой только могла выдать.
– Может, и так, – прошипела я сердито. – Но я уж лучше предпочту кровавую рвоту и… О боги!
Я не смогла сдержать удивленного вздоха и теперь хватала ртом воздух. Глаза Арезандера! Они были… золотыми. Полностью золотыми. Точно светящийся на солнце текучий мед.
В голове не укладывалось. Значит, мне тогда, в тайнике мятежников, не померещилось. Глаза Арезандера действительно меняли цвет! Но… но вакары же так не умели. Где-то я уже слышала о такой отличительной особенности. В песнях. В песнях о племени Андиллион. Светлые кидхи, живущие в северных горах и редко покидающие свои владения. Вот про них говорили, что цвет их глаз меняется в зависимости от настроения. Но… это ведь означало…
– Вакары избрали Сиром сиров бхикса?! – невольно вырвалось у меня.
Арезандер даже бровью не повел. Более того, его, как видно, забавлял тот факт, что мне понадобилось так много времени, чтобы это осознать. А я была в таком шоке, что даже не сразу вспомнила, с кем говорю. Я только что назвала Сира сиров бхиксом. Кидхи на такое реагировали очень болезненно – на древнем языке это означало «помесь» и имело пренебрежительную окраску.
– Простите, – пробормотала я, – это было неподобающе.
Арезандер оттолкнулся от двери, тем самым дав мне пару дюймов свободного пространства.
– Правда не может быть неподобающей, – заметил он. – И фактически я уже третий по счету сир-бхикс, после моего отца и брата. Моя бабушка была из Андиллиона.
Это также объясняло, почему его кожа не такая бледная, как у прочих вакаров. И почему его волосы на свету приобретают такой сине-зелено-фиолетовый оттенок, как вороновы перья.
– Кроме того, вакары не выбирают Сира сиров, – продолжал объяснять он и поднял свой теневой меч. – Это делает Пламя Железных Теней. Каждый вакар имеет право взять этот клинок, но лишь истинный Сир сиров продержится до конца, – меч в руке Арезандера, казалось, начал шептать, будто соглашаясь с ним. Вакар опустил оружие. – Вакары не следят за чистотой крови. Им важны ум, сила и честь.
Да уж, самовосхвалением воняет будь здоров…
– О да, воистину это очень честно – вонзить кинжал в спину своему предшественнику, – эти слова вырвались у меня раньше, чем я успела прикусить язык.