– И вы бы стали в подобной обстановке носить свой кошелек так вот открыто, напоказ?
Его глаза стали серебристо-серыми, без голубого оттенка. Я понятия не имела, что это означало. Хоть список заводи, какой цвет глаз какому настроению соответствует.
– Никто бы не посмел обокрасть вакара, – заявил он. – Но твой аргумент я понимаю.
В самом деле? Каким же, интересно, образом он понимает, каково это, когда волосы – сущее наказание, когда они превращаются в золото, если их насильно отрезать… Еще ребенком мне пришлось часто с этим сталкиваться. Даже несмотря на то, что сейчас немногие помнили об этой особенности онидов, я все равно была в шаге от того, чтобы кто-то случайно это выяснил.
Что за садистская блажь богов, смысла которой я так и не сумела понять.
Арезандер молча встал, забрал свой кинжал и… повернулся, чтобы уходить. Меня охватила паника. Он же обещал оставить мне клинок!
– Я сказала правду! – в отчаянии закричала я. – Клянусь, я не лгала.
Мне было необходимо остричь волосы. То был лишь вопрос времени, когда я больше не смогу их прятать, и тогда все их заметят, захотят к ним прикоснуться и…
Арезандер остановился.
– Я знаю, что не лгала, – холодно сказал он, – просто передумал. Отращивай волосы, не стриги их. Пока ты у меня на службе, никто у тебя их не заберет.
С этими словами он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.
Я ошеломленно смотрела ему вслед.
Вот же лживый ублюдок! Высокомерный сукин сын! Стервец самодовольный! Кусок дерьма!
Раз… два… три…
Я сердито потащилась в его спальню, чтобы помыться. В камине горел огонь. Видимо, заказал он не только горячую воду, но и дрова для растопки.
Четыре… пять… шесть…
Горячая вода?! Тут был только маленький умывальник со свежей, но ледянющей водой. Рядом стояла миска, в которой лежали кусок мыла и три кубика в белой оболочке. Кипящие кубики. Одно из первых человеческих изобретений с применением одема. Нужно было бросить такой кубик в жидкость, он тут же растворялся и выделял заключенный внутрь одем, который постепенно нагревал воду.
Серьезно?! Значит, он, Сир сиров, защитник всех кидхов и мерзотнейший из всех живущих, предлагал мне взять чужой одем, чтобы я могла умыться горячей водой?!
Раз… два… три…
В итоге мылась я холодной водой. Обильно и энергично. Это помогло прогнать вспыхнувшее раздражение.
Четыре… пять… шесть…
При этом в голову мне приходили еще более мрачные и подходящие описания для этой чванливой чумной крысы.
Семь… восемь… девять… десять.
Когда я вымылась и снова оделась, я вдруг обратила внимание на кровать Арезандера. Если не считать подушки, она была пуста. Я с подозрением покосилась на свою скамейку. Ну точно… на два одеяла больше, чем у меня было, когда я засыпала. Арезандер решил отдать мне свои одеяла?!
Это было так мило, что я снова возмутилась. Да кем он себя возомнил? Самым геройским героем под солнцем?
И еще кое-что бросилось мне в глаза. На комоде у окна лежали вещи Арезандера – а под ними были погребены мои нехитрые пожитки. Я тут же подбежала ближе и порылась в своем мешке. Все было на месте, кроме короткого копья и кинжалов. Ну да, было бы слишком шикарно. Недолго думая, я решила прихватить лекарство для отца. Конечно, рано или поздно Арезандер это заметит. Но риск все же стоил того. Что он мне сделает? Накажет меня?
Я спрятала микстуру за расписным шкафом и уже хотела идти, когда из зеркала на стене на меня вдруг взглянула незнакомая молодая женщина с почти белыми волосами – совсем как золото в лучах полуденного солнца. Столько зим я не отращивала волосы, что сейчас едва узнала себя. Уже сейчас они были достаточно длинными, чтобы закрывать лоб. Так они создавали яркий контраст с моими зелеными глазами. Такие мягкие. Мерцающие. Это магическим образом притягивало меня – и, к сожалению, не только меня. Подавленная, я схватила свою шапку и спрятала все волосы под ней. После чего я отправилась в гостевую комнату, где меня уже ждали обнаженные клинки и клыки вакаров.
Нервы на пределе, оружие наперевес
С подножия лестницы ситуация казалась не слишком понятной. Арезандер стоял перед стойкой. Его скалл выстроился вокруг него. Все они выпустили свои железные когти, а браконьеры и еще несколько гостей направляли в сторону вакаров свои винтовки, пистолеты и клинки. Не участвующие в конфликте старались держаться подальше от этой опасной зоны. Что, в общем, логично. Но дело показалось еще более запутанным, когда я заметила Рукаша. Он сидел за одним из столиков, под охраной Скорохода и Бобра, связанный, с кляпом во рту и жутко злой. Все трое были забрызганы чем-то красным. Как и стена позади них. А на полу перед ним лежал один из пожилых браконьеров и держался за свою лучшую часть тела, стеная от боли. Я не сразу поняла, что эта красная жидкость – вовсе не кровь, а раздавленные ягоды папоротника.