Нередко приезжающие к нам зарубежные певцы исполняют песни на русском языке, чтобы установить дополнительный языковый контакт с публикой, завоевать ее симпатии. В моих зарубежных гастролях я тоже пою иногда одну-две песни на языке соответствующей страны в знак уважения к пришедшим послушать меня зрителям, к стране, оказывающей мне гостеприимство. Иногда только один куплет исполняю на иностранном языке, а остальные два — на русском. (Вообще говоря, не зная ни одного языка, кроме своего родного, легко выучить в транскрипции песню на любом языке. Никакой хитрости в этом нет.)
Можно, разумеется, вырядиться и в кимоно при исполнении японских песен, и в сари, преподнося песню индийскую; можно водрузить на голову мексиканское сомбреро, низвергая на слушателя веселые латиноамериканские ритмы, но в любом случае трудно компенсировать всеми этими этнографическими атрибутами нехватку вокального мастерства. Никому, скажем, где-то в центральной части России не заказано увлекаться мелодиями далеких от нас австралийских аборигенов или бразильских индейцев. Но куда естественнее для русского человека осваивать на своей земле родную русскую песню. Ведь неспроста сострил однажды сатирик Эмиль Кроткий: «Тамбовский ансамбль неаполитанской песни».
Я не понимаю некоторых вокалистов, возводящих многоязычное исполнение чуть ли не в особое направление эстрадной песни. Конечно, в некоторых случаях такой прием вполне оправдан. Например, самодеятельный вокально-инструментальный ансамбль «Гренада» (кстати, состоящий в основном из сотрудников Института Латинской Америки) даже делает акцент на преподнесении песен на испанском языке, который хранит память об участии отцов в интернациональных бригадах в Испании и зовет детей к солидарности с борьбой чилийского народа против фашизма.
Бывают и особые случаи, когда иностранцы исполняют чьи-либо народные песни лучше певцов этой страны. Так, однажды румынский вокалист победил на конкурсе итальянских певцов, состязаясь с ними в исполнении неаполитанских песен. Тем не менее это — исключение (к тому же румынский язык весьма близок к итальянскому), и так или иначе финн или испанец (естественно, при наличии таланта) споет свою родную народную песню лучше всякого иностранца.
Проработав более трех лет на эстраде, я считала, что вроде бы уже нашла «свою» песню, свою интонацию. Зрителю полюбились исполненные мною «Ивушка» Г. Пономаренко и «Рябина» Н. Поликарпова:
И все же ощущения настоящего успеха, глубокого творческого удовлетворения не было. Как видно, сказывалось отсутствие сценической техники. Чувствовала я себя у микрофона скованно.
Владимир Григорьевич Захаров говорил хористам, что на сцене надо жить, а не присутствовать. Сценическое пространство обязательно требует заполнения. Когда наш хор выстраивался для выступления, проблема заполнения сцены решалась сама собой. Теперь же я — одна. Из зрительного зала просматривается все пространство — и задник, и обе кулисы. Иногда приходилось выступать при закрытом занавесе, иногда у бокового микрофона — в зависимости от размеров сцены. О таких «технологических» деталях надо было думать на каждом концерте. Чтобы разобраться во всех этих «хитростях», я обратилась к живой актерской практике. Я жадно училась у наших маститых актеров, прежде всего у тех, вместе с которыми мне довелось выступать в «сборных» концертах.
…Наспех стерла грим, переоделась — и быстренько в зрительный зал. Примостилась на каком-то откидном стуле.
Стоило ведущему объявить выступавших, как зал загремел аплодисментами.
Вера Петровна Марецкая и Ростислав Янович Плятт.
Уникальный сценический «дуэт» из «Госпожи министерши». Об этих корифеях никогда не скажешь, что они играют, — они живут на сцене. Вот Марецкая опустилась на стул в центре сцены. Плятт встал справа от нее. Она слегка повела головой, откинув руку в противоположную сторону. Высокопрофессиональная органичность жеста — и в одно мгновение сценическое пространство заполнено. На сцене не осталось пустот — два актера, мастерски владея законами пластики, «оживили» сцену, превратив ее в неотъемлемый компонент драматического действия.
После десятилетней работы певицей на радио мне явно недоставало умения непосредственно общаться с публикой, и я в течение целого месяца гастролей в Венгрии из вечера в вечер поглядывала из-за кулисы, как «держит» зал Лев Миров (он ведет конферанс с 1933 года), как мастерски подыгрывает ему Марк Новицкий. Все это время они играли одни и те же интермедии, и я уже выучила весь их репертуар, но мне не было скучно. Я восхищалась их несравненным даром импровизации, безупречным юмором и вкусом. И делала для себя выводы о важности дифференцированной подачи каждой песни, чтобы все десять-пятнадцать минут пребывания на сцене не дать вниманию публики рассеяться.