По поручению коллектива тракторной бригады
письмо писал Горпинко Григорий
14 октября 1970 года».
У каждого артиста наверняка есть излюбленная аудитория. На вопрос журналистов, перед какой публикой мне приятнее всего выступать, я неизменно отвечаю — перед воинами нашей Армии и Флота. Это действительно моя давняя привязанность и пристрастие. В грозные дни войны раненые в госпиталях были самыми первыми моими слушателями. Их аплодисменты, их доброжелательность способствовали тому, что во мне загорелся огонек «артистического» тщеславия, продиктованного одним желанием — облегчить страдания раненых воинов и хоть таким образом ощутить себя причастной к великим событиям на фронте.
Двадцать лет спустя, когда я уже работала на эстраде, с одной моей солдатской песней приключилась трогательная история. Не то в шестьдесят первом, не то в шестьдесятом втором году на радио пришло грустное письмо от молодого солдата, проходившего службу на Крайнем Севере. В письме говорилось, что девушка, с которой он простился, уходя в армию, скоро забыла его и совсем перестала писать. По просьбе паренька в одной из передач для солдат прозвучала моя песня о нелегкой солдатской службе, о девушках, «умеющих верить и ждать». О передаче заблаговременно сообщили «неверной», она тоже слушала эту песню. Скоро на радио мне показали новое письмо: тот же солдат с радостью писал, что песня дошла до адресата, что они выяснили отношения и помирились.
Разъезжая с концертами по стране, я побывала буквально во всех военных округах, на всех флотах, пела для наших воинов в ГДР, Польше, Чехословакии, Венгрии. Удивительно отзывчивая и благодарная солдатская аудитория всегда тепло принимает мои песни.
Особый отклик в сердцах солдат получают героические песни, рассказывающие о бессмертных подвигах отцов, о том, как в наше время живут славные боевые традиции.
Неизменным успехом пользуются и песни на стихи Сергея Сергеевича Смирнова («Дунай голубой» А. Долуханяна и «Ветераны» В. Мурадели), имя которого среди людей разных поколений связывается с книгой — памятником мужественным защитникам Брестской крепости и со многими другими его произведениями о массовом героизме советских людей в Отечественной войне.
Начиная выступать перед армейской аудиторией, я, не скрою, побаивалась: как будут приняты русские народные песни эпического характера. Но мои опасения не подтвердились. Мне кажется, песни эти проникают в самую душу солдата. Видно, суровая служба обостряет в воинах чувство гордости за нашу Родину — за ее раздольные поля, за ее леса и реки, которые они призваны защищать от врагов.
Очень взволновала меня встреча с героями боев на острове Даманском — она проходила на Центральном телевидении. Навсегда запомнились мне мужественные лица юных солдат и офицеров, внимательно слушавших специально для этого случая написанную песню Вл. Шаинского и Вл. Харитонова о преемниках ратной славы поколения, защищавшего Сталинград и бравшего Берлин.
Но из всех моих концертов для воинов, пожалуй, чаще всего я вспоминаю выступление перед моряками. Это было во второй мой приезд на далекую от Москвы землю. Я отпела все запланированные концерты, а на последнем простудилась и уже собиралась вылетать домой. Но мне позвонили из обкома партии — попросили задержаться на один день, чтобы выступить перед моряками только что вернувшейся из плавания подводной лодки. Хоть была я нездорова и по возвращении в Москву из-за этого концерта вышла из строя на целых две недели, никогда не жалею, что согласилась.
Для меня общение с подводниками оказалось настоящим праздником. Я познакомилась с людьми особого мужества, бесконечно преданными морской службе — совсем юными курносыми первогодками и их командирами — ненамного более взрослыми, но уже бывалыми моряками.
Вглядываясь в их лица, я спрашивала:
— Откуда вы такие взялись? Кто привил вам такое упорство? Ведь каждый день службы в этих условиях требует огромной выдержки и напряжения.
И мне, взволнованной, отвечали спокойно, словно в порядке вещей.
— А у нас здесь все такие. Край суровый, служба еще труднее. Слабые духом, если случайно попадают, здесь не задерживаются, остаются только крепкие. Короче, настоящие люди.
Нужно было видеть, с каким сосредоточенным вниманием слушали подводники наш концерт, словно боясь пропустить хоть единое слово, единую ноту. Каждая песня принималась «на ура». Улыбками расцвели их лица, когда я запела песню камчатского моряка Мошарского, в которой есть такие слова: