Пришла я к директору сама не своя от счастья: в руках письмо-просьба откомандировать меня в хор. И подпись — В. Захаров.
Но отпускать так просто не хотели — избрали меня незадолго до того комсоргом.
Прибежала домой — смотрю, мама согнулась над корытом, стирает. Я с порога:
— Мам! Я теперь артистка…
— Какая еще артистка? Стирать бы как следует научилась!
Но потом вытерла руки, прочитала письмо. Никак не укладывалось у нее в голове, что я буду петь в хоре Пятницкого. Ведь принимают туда самых талантливых, самых голосистых…
И все-таки и бабушка, и мама до конца моих восторгов не разделяли. Неужто это специальность — петь? Разве что потеха, развлечение.
В то нелегкое послевоенное время страна щедро поддерживала артистов. В пошивочной я получала одну-единственную рабочую карточку, а став хористкой, принесла маме и карточку ИТР, и какие-то талоны в столовую, и лимитные… Вот тебе и развлечение!
Шло время — и пела я, и запевала, и за границу успела с хором съездить.
И вот как-то раз привезла я маму на концерт, усадила в партер поближе. А сама со сцены все поглядываю на нее. Но нет, видно, не верила она в меня. А может, просто не хотела «баловать»…
…Стою, в десятый раз тяну гаммы, уже чуть не плачу, а концертмейстер Наталья Михайловна выговаривает:
— Детонируешь, Люда! Повыше возьми!
А я только-только разобралась, что такое «тональность» и что значит выражение «голос летит» или «не летит».
Как-то для себя попробовала я запеть все тот же «Уж ты сад, ты мой сад». Взяла на октаву выше, чем положено, — даже сама испугалась. Оглянулась, не услышал ли кто ненароком. И, пожалуй, с того самого момента утвердилась во мне дерзкая мысль — раз попала в хор, то будь первой, солисткой!
В книге, изданной к юбилею хора, отыскала себя на фотографии: четвертая справа в первом ряду. Годы, проведенные в хоре Пятницкого, самые дорогие и, наверное, самые важные для меня. Ведь я работала у Владимира Григорьевича Захарова. Это он вывел меня на профессиональную сцену, сделал артисткой.
Отношение его ко мне было по-отечески теплым и трогательным — от самого первого, радостного дня, когда он, заговорщически подмигнув Петру Михайловичу Казьмину, допустил меня к конкурсу, и до того, самого грустного, когда я прощалась с ним, расставаясь с хором.
В. Г. Захаров был крупным общественным и музыкальным деятелем, секретарем Союза композиторов, но хор неизменно находился у него на первом месте. Как правило, Захаров не пропускал ни одного публичного выступления коллектива. Посмотришь, бывало, в правую кулису — вот и Владимир Григорьевич, а рядом с ним Петр Михайлович Казьмин. И невольно подтягиваешься, стараешься лучше петь.
Владимир Григорьевич снискал славу непревзойденного композитора, заложившего основы современной народной песни. Всего он их написал не так уж много — не более ста. Но зато какие это песни! Яркие, мелодичные, почти каждая — настоящее творческое открытие. А как не похожи они были друг на друга! Каждая «песенная картинка» решалась в индивидуальном авторском ключе. Надо сказать, что Захарову повезло с поэтами. Лучшие его песни написаны на стихи Исаковского и Твардовского.
Видный советский музыковед И. В. Нестьев так писал о В. Г. Захарове: «Все его творчество неразрывно связано с русским крестьянским фольклором в его чистом, неприкрашенном виде… Если у А. В. Александрова русский колорит передан в обобщенном, классически устоявшемся характере, то стиль Захарова стоит ближе к живым народным первоисточникам: это сочный и цветистый, подлинно концертный строй деревенской песни с ее свободно льющейся подголосочной тканью».
Захаров считал, что «песенное искусство — это большая общественная трибуна», и с огромной ответственностью подходил к сочинению песен. Такие захаровские шедевры, как «Шел со службы пограничник», «Ой, туманы мои», «Русская красавица», «Дайте в руки мне гармонь», «Наша сила в деле правом» (кстати, одна из первых послевоенных песен о борьбе за мир), «Зелеными просторами» и многие другие, выдержали испытание временем и стали массовыми народными песнями в самом высоком смысле этого слова.
На памятнике, установленном на могиле В. Г. Захарова на Новодевичьем кладбище в Москве, высечены слова: «Я любил свой народ, я служил ему».
…В хоре появилось у меня неодолимое желание подражать уже завоевавшим известность солисткам.
Пятнадцатилетней девчонкой привезли в Москву к Пятницкому Сашу Прокошину. А через несколько лет ее услышала вся страна — лучшие песни были сочинены Захаровым именно для Александры Прокошиной.