– О! Каким же образом?
– Объясняю. Предположим, вы возвращаетесь в город, где вас сейчас разыскивают. Вас немедленно арестуют. Затем по горячим следам проведут допрос и обвинят вас в убийстве. Это стопроцентно. Прошло всего несколько часов после отплытия «Герцогини», и капитан Кразерс, несомненно, вспомнит таинственную женщину в моей каюте. Прибавьте к этому еще несколько фактов. Вы будете нести мой саквояж. На нем вытеснены мои инициалы, на бирке выгравирован мой адрес. На вас будет платье с ярлыком, на котором вышиты моя фамилия и имена моих близких. Напрашивается вопрос: кто помог вам бежать? Вот почему ваши планы насчет того, куда вам ехать и где жить дальше, имеют ко мне самое непосредственное отношение!
Анна зло сверкнула глазами.
– Что вы себе позволяете? При чем тут ваши факты? Я безумно устала от вашей логики!
Филип мягко улыбнулся, хотя наперед знал, что его сдержанность только распалит ее гнев.
– Я не хочу, чтобы моя голова болталась на виселице рядом с вашей, мисс Конолли. Разве это нелогично?
– Вы правы, – нехотя согласилась она. – По-видимому, мне не следовало брать ваши вещи. Это было непредусмотрительно с моей стороны.
– Непредусмотрительно? Мне кажется, слово «преступно» тут более подходит. Если хотите, «бездумно».
– Это от отчаяния. Я не собиралась впутывать вас в эту историю. – Анна медленно разжала руки. Когда саквояж упал на землю, она открыла его и вынула свою новую одежду. Прижав ее к груди, она носком туфли быстро толкнула Филипу его саквояж. – Вот, можете забрать его! Как только я найду место, где переодеться, можете также взять и это платье.
Филип посмотрел на вещи в ее руках.
– Где вы взяли деньги на все это?
Чувствуя за собой вину, Анна вспыхнула.
– Одолжила… у одной подруги, – сказала она, избегая его взгляда.
– Ясно. В таком случае вы не возражаете, если эта подруга задаст вам один вопрос? Скажите, та шишка, что у вас вскочила на голове, не повлияла на ваши умственные способности? То, что вы задумали, ни одно разумное существо не стало бы делать. Это совершенное безумие! Вам нельзя возвращаться туда, Анна.
Анна смерила его непримиримым взглядом и досадливо поколачивала ногой.
– Почему вас это так волнует, мистер Бришар? Ведь вы, кажется, куда-то ехали? Наверняка у вас есть свой приятный вам мир. Вот и поезжайте. Наслаждайтесь жизнью, а о моей просто забудьте. Почему бы не сделать так?
Они продолжали смотреть друг на друга не отрываясь, и Филип пытался понять сложный подтекст ее слов. А вопросы ее вполне уместные. В самом деле, почему он должен о ней беспокоиться? Почему ее трудности так существенны для него? Он выдавил из себя подобие улыбки:
– Нет, я не смогу сделать то, о чем вы говорите, не смогу вернуться в свой мирок и наслаждаться жизнью, зная, что вы в своей жизни совершаете непоправимую ошибку. – Филип схватил ее за руки, требуя полного внимания. – Я верю всему, что вы мне рассказали, Анна. Иначе не стал бы вам помогать и так глубоко влезать в это дело. Теперь вы должны поверить мне. Послушайте же. Если я позволю вам сейчас уйти, вы пропадете. У вас нет шанса попасть в Кейп-де-Райв.
– Если вы позволите мне уйти? – разгневанно повторила Анна. – А как вы можете мне не позволить? Вы не вправе принимать решения за меня! Да и разве вы не поняли уже, что я только осложняю вам жизнь? Все это может плохо кончиться. Вас арестуют за участие в моем побеге. Неужели вы этого хотите?
– Я действую на свой страх и риск.
После долгой паузы, не выдержав напряжения, Анна сделала медленный выдох – и обмякла. Филип подумал, что она наконец образумилась, и ослабил руки. Они все еще смотрели друг другу в глаза и были так близко… В это время над городом поплыли три громких удара судового колокола.
– Пойдемте, Анна, – сказал Филип. – У нас уже нет времени. Я отвезу вас в Новый Орлеан. Там вместе подумаем, что делать.
Прижав к груди стопку одежды, Анна растерянно смотрела на него, затем перевела взгляд на выход из тупичка. Филип видел по ее глазам, как лихорадочно мечутся ее мысли, как невыразимо трудно ей принять решение.
– Вы не понимаете, что это значит для меня, – проговорила она наконец. – Я должна вернуться. Там, у озера, осталась вся моя жизнь, все наши вещи… и Лауры. – Подступившие к горлу рыдания не дали ей говорить. Анна сделала глубокий вдох и продолжала: – И Ирландка, наша лошадь, тоже там. Я должна забрать вещи. Это память о Мике Конолли. У меня ничего не осталось от других моих родных, и я не могу допустить, чтобы то же случилось с дядей.
По щекам Анны покатились слезы. Она задрожала, и Филип неуверенно протянул к ней руки. До сих пор он видел в Анне независимую женщину, способную активно сопротивляться и бороться вопреки всему. Сейчас перед ним была новая Анна, трогательная девушка, напуганная и ранимая. Она скорбела и оплакивала свою невосполнимую утрату, и он вовсе не был уверен, что сможет утешить ее. Но он знал одно: позволить Анне продолжить опасное путешествие, которое казалось ей необходимой данью памяти дорогому человеку, значило подвергнуть ее смертельной опасности.
Филип мягко привлек девушку к себе. Шляпа Клодетт своими широкими полями царапнула его по груди, когда Анна, чуть задержавшись, неуверенно склонилась к нему. Тогда он отвязал ленты у нее под подбородком и отшвырнул шляпу. Затем снова уже решительнее привлек Анну к себе, и она прижалась щекой к его рубахе, увлажняя ее слезами.
Они стояли неподвижно, пока рыдания Анны не перешли в тихое всхлипывание. Дрожь тоже утихла. Почувствовав, что девушка перестала плакать, Филип, приподняв ее голову за подбородок, заставил Анну поднять глаза. И в это время в начале улочки раздался стук молотка. Это мальчик приколачивал к стенке конюшни лист бумаги. Даже с такого расстояния Филип смог прочитать имена Анны и Мика Конолли, рядом с которыми красовались два примитивных портрета, а под ними еще несколько строк более мелким шрифтом. Но прежде всего бросалась в глаза крупно выведенная четырехзначная цифра – 5000 долларов. Такова была сумма вознаграждения, обещанного вдовой Стюарта Уилкса за поимку указанных лиц.
На «Герцогине Орлеанской» снова пробил колокол. Филип обернулся к Анне и кивнул на плакат.
– Посмотрите туда. Если я не сумел убедить вас, может, вот это подействует. Поедемте со мной, Анна. У меня в Новом Орлеане живет брат. Он адвокат, и я знаю, он может помочь вам. И мне, возможно, удастся что-то сделать для вас. Я постараюсь вызволить часть ваших вещей.
Кажется, плакат сразил Анну. Филип чувствовал, как ослабевает ее сопротивление. Она наконец приняла его предложение, выразив согласие слабым кивком. Филип поднял с земли саквояж и помог Анне сложить в него вещи. Он уже было взял ее под левый локоть, но в последний момент перешел на правую сторону. Она подняла на него вопрошающий взгляд.
– Так безопаснее, – пояснил Филип. – Один раз я уже обо что-то уколол пальцы. Если не ошибаюсь, у вас в рукаве моя булавка.
– О Боже! – Анна прикрыла глаза, на щеках у нее проступил румянец. – Я… я…
– Знаю, знаю… вы собирались переслать ее мне по почте.
В тот вечер Филип отправился в салон поиграть в карты. Анна пообещала в его отсутствие никуда не выходить. Она была настолько измотана, что не стала возражать. Да и не хотела этого делать. Скользнув между свежими простынями на удобной постели, она почти мгновенно уснула. Проснувшись утром, Анна обнаружила на столике поднос с завтраком, а на полу на каком-то импровизированном тюфяке спящего Филипа.
Пока Филип предавался безмятежному сну, Анна жевала сыр со свежайшими булочками и смотрела в окно. «Герцогиня Орлеанская», блиставшая пышной роскошью оформления, но отнюдь не скоростью, лениво шла к югу. Анна знала: их следующей остановкой будет Сент-Луис, город, в котором она родилась и в котором не была чуть ли не с детства. В последний раз она видела Сент-Луис с сиденья фургона Мика Конолли, когда он увозил ее из сиротского приюта.