Наконец Лили отложила иголку с ниткой на поднос у себя на коленях.
– Ну вот! – воскликнула она. – Платье почти готово. Вам нравится, мисс Джоунс?
– Оно прелестно, – рассеянно ответила Анна, сознавая, что она, по сути дела, совсем не знала Филипа до того, как вошла в это ателье.
Вместе с тем она не до конца понимала и Монику Бришар. Если все, что она сейчас услышала о ней, было правдой, а Лили, несомненно, говорила правду, то жена Филипа была сама святость. Ее почти мученическое терпение не вызывало ничего, кроме восхищения.
– Хорошо, – сказала Лили, – тогда давайте решать, что вы из этого возьмете. – Она показала на гору платьев, которых Анне хватило бы до конца жизни. – Или вы хотите все?
– Нет, конечно! Двух-трех вещей будет более чем достаточно.
Они сошлись на пяти платьях, двух вечерних костюмах, совершенно необходимом белье, двух шляпах, паре туфель и нескольких баночках с макияжем. Более изысканной одежды и косметики Анна даже не видела. Она смотрела, как Лили с Клер укладывают вещи в коробки, а сама мучительно думала, как ей потом расплачиваться с Филипом. Но главное Анна уже решила: не важно, как и когда, но она непременно отдаст ему все до последнего цента, потраченного на нее.
Ей особенно понравилось дорожное платье из парчи цвета натуральных листьев с золотом и блестящими галунами на плечах, пуговицами и такими же манжетами. Когда полчаса назад Лили со всем тщанием обертывала ткань вокруг фижм, Анна вспомнила один из последних разговоров с дядей. Мик обещал ей тогда купить шикарные платья с таким же модным турнюром и шляпу с большим белым пером.
О, если бы их планам суждено было осуществиться! Анна надела бы одно из тех платьев и постучалась бы в дверь дома Офелии Салливан в Бостоне. Она представилась бы ей дочерью Кэтлин и Тома Конолли, и Офелия раскрыла бы свои объятия внучке, которой не знала до той поры, чтобы принять ее в мир фамильного Бикон-Хилла. А Мик остался бы с ней, пока она устроится и привыкнет к новой жизни, принадлежащей ей, выражаясь его словами, «как законной наследнице». Сейчас эти воспоминания вызвали у нее горькие слезы, и она изо всех сил старалась не дать им скатиться по щекам, пока она повторяла про себя: «О, дядя Мик, если бы только…»
После этих невеселых дум Анна вдруг поняла, что ей нужно делать. И главный смысл будущих действий стал ей предельно ясен. Она должна переломить ход жизни, потому что этого желал для нее Мик. Но опять-таки все зависело от доброй воли Филипа Бришара. Захочет ли он помочь ей? Он владел кораблями, и один из них был ей так нужен! Тогда мечты Мика Конолли могли стать реальностью. Надо найти способ уговорить Филипа. Если он позволит ей сесть на судно, курсирующее между Сент-Луисом и Бостоном, она обретет будущее. И тогда с долгами все уладится. «Я надеюсь, вы обо всем подумали, Офелия Салливан, когда давали согласие, потому что вы – моя последняя надежда. И мне остается только молиться Богу, чтобы я смогла сделать то, что вы потребуете».
Покончив с делами, Филип покинул контору сыскного агентства, самого респектабельного из учреждений подобного рода. Он оставил там кучу денег, чтобы при расследовании соблюли его требования. Он дал наиподробнейшие инструкции, но то, чего он хотел, по трудности выполнения можно было приравнять к подвигу. Сыщики должны были выяснить местонахождение гнедой кобылы по кличке Ирландка и любой ценой добыть содержимое фургона, брошенного возле озера, в двух милях от Кейп-де-Райва, штат Иллинойс. Разумеется, дознаватель не должен ни словом упоминать того, кто его нанял, вести поиск по возможности аккуратно и в случае успешного завершения немедленно переправить животное и вещи в Луизиану, на плантацию Френчмэн-Пойнта. Помимо всего Филип желал, чтобы не возникало никаких вопросов – кому и для чего это надо. И это условие тоже было принято.
Когда Филип вернулся за Анной, его, казалось, ничуть не удивил ворох коробок и свертков у двери. Напротив, он даже проделал небольшой фокус, некое подобие разведки, обшарив глазами ателье, притворяясь, будто ожидал большего.
– И это все? – насмешливо спросил он. – Вы ничего не забыли? Тогда, по-моему, на этот раз я слишком легко отделался.
– Мисс Джоунс выбрала лишь немногое из того, что я предложила, – сказала Лили. – Она взяла только то, что ей больше всего понравилось. Ее никак не упрекнешь в расточительности. Надеюсь, у вас будет возможность увидеть ее во всех вещах из ее нового гардероба.
– Я с удовольствием увидел бы ее в некоторых из них, – сказал Филип с неприличным подмигиванием. – Это я знаю наверняка.
Заставив хозяйку хихикнуть, Клер покраснеть, а Анну бросить на него сердитый взгляд, Филип неустрашимо пошел прямо к прилавку, где сидела Лили, и спросил счет. Добавив несколько банкнот сверх того, он вложил их в руку Лили и указал на французские духи за стеклянной витриной.
– Будьте любезны, Лили, еще парочку этих флаконов. Это любимые духи моей матушки. Я думаю, Анне они тоже понравятся.
Ей стоило немалых усилий удержаться от соблазна предложить ему сделать такой же подарок своей жене. Однако она тут же напомнила себе, что коль скоро она собирается просить Филипа обеспечить ей проезд до Бостона, разумнее попридержать язык.
Когда все было погружено в экипаж, Филип проводил ее к двери.
– Всего доброго, мисс Джоунс! – крикнула Лили, когда Анна с Филипом вышли из ателье. – Надеюсь, вам будет приятно носить новые вещи. А ваши прежние, возможно, еще вернутся к вам, но, к несчастью, это маловероятно.
– Наверное, вы правы, – согласилась Анна. – Спасибо вам за все.
– Площадь Людовика, Уильям! – крикнул Филип кучеру, откинулся на плюшевую обивку, закинув нога на ногу, и улыбнулся Анне. – Я подумал, что вы наденете одно из новых платьев, но, пожалуй, вы правы. Вряд ли в них вы будете выглядеть очаровательнее, чем в этом.
– По-видимому, я должна поблагодарить вас за сегодняшний день, – сказала она, глядя в спину кучера. – Это очень любезно с вашей стороны, но вы не должны были делать этого. Ведь в этом не было необходимости.
– Я с вами не согласен, Анна. Необходимость была, и самая настоятельная. Но у меня нет никакого дальнего прицела, если это то, что вас беспокоит.
– Конечно, нет! – сказала она, повернувшись к нему и снова замечая ироническую складку в уголке его губ. – Мне ни на минуту не приходило в голову…
– Ни на минуту? – с издевкой переспросил Филип, стряхивая с ботинка воображаемую пылинку.
– Конечно. Мы оба знаем, что между нами никогда не может произойти… ничего романтического.
Филип поднял брови. Он посмотрел на нее, насмешливо сверкнув глазами, и заключил:
– Естественно, мы оба знаем это. Потому я полагаю, вы не усмотрите ничего предосудительного в том, что мы остановимся на ночь в отеле.
Анна от удивления приоткрыла рот, а в глазах полыхнуло такое возмущение, что у Филипа не осталось и тени сомнения относительно оценки его предложения.
– Разумеется, вы не подумаете ничего плохого, – продолжал он, не реагируя на ее суровый взгляд. – Ведь жили же мы с вами в одной каюте! И как видите, ничего такого не случилось. Нас обоих ни в малейшей степени не влекло друг к другу. Разве не так?
– Так, – согласилась Анна, – но зачем оставаться в отеле? Что, если пароход уйдет?
– Не уйдет, – заверил ее Филип. – Команда всегда ночует в Сент-Луисе, чтобы бизнесмены и прочие пассажиры могли подольше побыть в городе. Мы вернемся на борт утром. Надеюсь, вы не станете из-за этого волноваться? – спросил Филип, стараясь сдержать улыбку. – А если вас что-то беспокоит, могу сказать…
Закончить ему помешал резкий толчок, потому что извозчик вдруг осадил лошадей. Экипаж остановился, и Анна с Филипом качнулись вперед.
– Что случилось, Уильям? – спросил Филип, хватаясь за спинку сиденья кучера.