Анна всеми силами старалась показать, что оскорблена его намеком, но не выдержала и улыбнулась:
– Порой вы бываете совершенно невыносимы.
– А вы безумно красивы всегда, – сказал Филип, глядя на нее темнеющими глазами. – Я это раньше говорил и повторяю снова, несмотря на то, что вы так жестокосердны ко мне.
– Я и не думала быть с вами жестокосердной. Вы прекрасно все понимаете. Вам известны мои планы, и вы сами знаете, что нас разделяет. Ничего у нас не может быть.
– Забавно. А я считал, что-то уже было…
– Да, но, к счастью, Господь вовремя нас остановил.
– Лучше бы он этого не делал, – пробурчал Филип.
Анна вышла на балкон и выглянула в сад.
– До чего замечательное место – ваш дом, – сказала она через минуту. – Здесь так покойно и мило.
Она ожидала услышать голос Филипа из комнаты, но вдруг почувствовала, как его руки тронули ее волосы и легли на плечи. Она сделала судорожный вдох и замерла, изогнув спину, но не сделала попытки отодвинуться.
Его пальцы, скользя по шелку блузки, поглаживали округлость ее плеч. Она расслабилась под его прикосновениями и на мгновение приложила щеку к его руке. Затем подняла лицо и снова глянула в сад.
– Ваша матушка очень гордится своими цветами.
– Да, сад – это ее гордость. Я уверен, прежде чем вы нас покинете, она проведет вас через свой маленький Эдем. И пока вы будете совершать этот тур, познакомит с каждым цветком.
– Это, наверное, будет чудесно.
– Моя матушка может часами рассказывать о Френчмэн-Пойнт. И никогда не устает от этого. – Его рука соскользнула с ее плеч к локтям, и он привлек ее еще ближе к себе.
– Вы находите, что ваша матушка чересчур говорлива? – допытывалась Анна. Движение его рук побудило ее повернуться к нему лицом. Она продолжала говорить, теперь глядя ему в глаза, что, честно говоря, заставило бы любую девушку потеряться и забыть родной язык. – Я с вами не согласна. Я нахожу, что у Моники всего в меру. Она – сама любезность. Благодаря ей я чувствую себя здесь как дома и…
– Я нахожу, что иногда человек должен знать, когда пора переходить от разговоров к действиям.
Филип склонил к ней лицо. Она откинулась, сопротивляясь его страстному напору.
– Но ваша матушка имеет полное право гордиться своим садом…
– Что она и делает, – скороговоркой сказал Филип, твердой рукой притягивая ее к себе. Его длинные ноги переплелись с ее ногами, а ее живот оказался прижатым к его чреслам. Не говоря больше ни слова, Филип захватил ее губы страстным поцелуем, который ураганом смел все ее разумные мысли. Дом, Моника, ее семья, сад… Вес разом исчезло, как только его язык начал настойчиво проникать сквозь ее губы.
Она уперлась ему в грудь с такой силой, что у нее вывернулись ладони. Ее слабый протест – плод скорее разума, нежели чувства, – был задавлен сокрушительной атакой его губ. Сердце ее бешено колотилось, колени подогнулись.
Отдаваясь пылким чувствам, Анна забыла о своих бесполезных мольбах. Издав тихий сладостный стон, она прильнула к Филипу, обвив его шею руками и подставляя губы для поцелуя.
Филип притягивал ее к себе все ближе и ближе, теперь они стали – от икр до бьющихся в унисон сердец – единым существом. Его губы мягко двинулись к ключицам, обдав жаром шею.
– О, Анна, как я хочу вас, – бормотал он. – Вы должны знать это. Плыть на пароходе отдельно от вас было так мучительно!
– Нет, Филип, нет. Остановитесь. Я недостаточно сильна, чтобы вечно вам сопротивляться.
– Зачем вообще сопротивляться? – Он снова накрыл ее губы ошеломляюще жарким поцелуем.
Анна почувствовала, как все ее тело обдало огнем. У нее кружилась голова от бесконечного пьянящего поцелуя. Ее сердце билось так, что его удары она, казалось, слышит сквозь ребра. В ушах настойчиво барабанило – тук-тук, тук-тук. В затянутое туманом желания сознание неожиданно ворвался голос Клодетт:
– Анна, Анна, вы здесь?
Сестра Филипа была почти у дверей! Анна вырвалась, заставив Филипа застонать от своей потери.
– Д-да, Клодетт, я здесь, – прерывистым голосом отозвалась Анна. – Подожди, пожалуйста, минутку.
Пока она поправляла одежду и волосы, Филип прокрался к балкону, ворча себе под нос:
– Не могла выбрать лучшего времени, ну постреленок!
Анна устремилась к двери, подгоняя его.
– Ну же, уходите, уходите поскорее, – торопила она Филипа. – Кошмар, если ваша сестра застанет вас в моей комнате!
– Но не так, как мне хотелось бы, – как всегда, нашелся он с ответом. – Пусть бы картина была более обличительна. – Гнев, вспыхнувший в ее глазах, заставил его поспешно ретироваться. – Ухожу, ухожу, – забормотал он, шутливо защищаясь руками от воображаемого удара. – Увидимся за ужином, а потом начнем с того, на чем остановились.
– Да уходите же, прошу вас!
Анна вбежала в свою комнату.
– Клодетт! – позвала она девушку, взмахнув рукой. – Пожалуйста, входи. Я тут немного приводила в порядок свои вещи. – Она пробежалась по комнате, подбирая то одну, то другую мелочь, чтобы не показаться голословной.
Клодетт тут же плюхнулась на кровать.
– Я только на минуту, – сказала она, обнимая кружевную подушечку. – Мама просила передать, что ужин будет через час.
– Я так рада, что ты пришла. – Анна присела и задышала ровнее, чтобы успокоиться. – Ты не поможешь мне выбрать, что надеть?
Ужин у Бришаров всегда был торжественным событием. Основательницей этой традиции была Моника, а в семье всегда уважительно относились к ее желаниям. И в этот вечер, чтобы сделать ей приятное, дети оделись соответствующим образом. Сама Моника была в переливающемся черном парчовом платье с высоким воротником, без всяких украшений, за исключением скромной белой камеи. Ее седые волосы были убраны на затылке в толстую черную сетку с серебряной нитью.
Клодетт в желтом шелковом платье с жилетом сверху, подчеркивавшим изящество ее фигурки, выглядела очень женственно и мило. Ее длинные вьющиеся волосы были уложены на макушке и перевиты желтыми маргаритками.
Анри, как несколько часов назад шутливо предрекал его брат, пришел в великолепной темной тройке и шелковом галстуке цвета красного вина. Поперек ладно сидящего жилета от кармана до кармана тянулась золотая цепочка от часов. Столь строгай деловой костюм составлял поразительный контраст с его обладателем. Брат Филипа был чрезвычайно дружелюбен и мягок в обращении. Разговаривая, он внимательно смотрел на собеседника через очки в тонкой металлической оправе и, казалось, читал его мысли своими живыми зелеными глазами.
Внешне в нем отсутствовали уверенность и напористость, присущие Филипу, но холодная голова и логический ум молодого человека выгодно отличали его от брата. Старший Бришар, обладатель опасных импульсивных черт, нуждался в таком противовесе.
Анна не пожалела, что выбрала розовое атласное платье, скромное и элегантное. Его глубокое декольте украшали деликатные оборочки, сбегавшие вдоль шеи и прикрывавшие тонкой кружевной отделкой обнаженную часть груди. Весь ужин Анна не переставала чувствовать на себе пристальный взгляд Филипа, сидевшего напротив. Их разделял разлапистый шандал, стоявший в центре стола, и она старалась не слишком часто поднимать глаза поверх восьми горевших свечей.
А Филип… О, Филип был просто бесподобен в кремовой сорочке и жакете цвета темного хаки, элегантно подтянутый, словно влитой в золоченый жилет. Она украдкой подняла глаза повыше. Что это с его головой? Продуманная небрежность? Его блестящие волосы цвета воронова крыла в этот вечер выглядели романтично-привлекательно. Несколько завитков касались воротничка, а две-три волнистые пряди упали на лоб. Анна представила себе, как ее пальцы убирают их к вискам и старалась не слишком увлекаться, чтобы хоть как-то следить за общей беседой.
– Так где, вы говорите, ваши родные, Анна? – спросила Моника.