Его поцелуй в саду, хотя и мимолетный, был страстный и желанный для обоих. Она знала, что Филип исполнит, что обещал, – вернется в ее комнату этой ночью. Она и боялась, и с надеждой ждала этого. Если он придет, она может не выдержать и уступить ему. И если она сделает это, ее сердце может оказаться разбитым.
Анна отложила щетку и закрыла лицо ладонями. «О Мик! Лаура! Почему вас нет сейчас здесь? Почему вам обоим нужно было покинуть меня, когда я так отчаянно нуждаюсь в вас? Вы бы подсказали мне, что делать».
Она ходила взад-вперед по комнате, но ее взгляд упорно устремлялся к дверям. Ум, блуждающий в плену памяти, вновь и вновь возвращался к прошлому. И как она ни пыталась усилием воли подавить страшные видения, они с мучительной ясностью вставали перед ней.
Она вспомнила ужасного Стюарта Уилкса, страх и отвращение, испытываемые в плену, в его доме. То тошнотворное чувство под ложечкой, когда его пальцы двигались по ее израненному телу. И он смел делать это сразу же после того, как чудовищно жестоко отнял жизнь у человека, любимого ею больше всего на свете!
Ей казалось, что она никогда не получит удовольствия от прикосновения рук мужчины к ее телу, никогда не насладится ощущением его губ на своих, его теплым дыханием на коже. Но этот мужчина… О Боже! Филип Бришар… был столь же благороден, как тот – отвратительно вульгарен; Филип Бришар предлагал ей разделить с ним страсть, тогда как Уилкс навязывал голую похоть; Филип был нежен с ней, а тот, ее обидчик, – груб и беспощаден.
Анна воображала, как руки Филипа вводят ее в незнакомое царство и как она добровольно следует за ним; она чувствовала, как его поцелуй возносит ее к высотам желания, дотоле неведомого, такого, о котором она даже не подозревала. И все эти фантазии, обретшие зримость и осязаемость, могли стать явью, если бы она только дозволила ему.
Она прошла к открытым дверям и вышла на балкон, заглядывая туда, куда выходила комната Филипа, на общую веранду. Она хотела, чтобы он был сейчас там. Ветерок остужал ее лицо, пылавшее лихорадочным румянцем, и сдувал волосы с ее лба, проясняя сознание.
«Ты опять заходишь слишком далеко, Анна, – слышала она в шелесте ветра. – Оставь эти грезы. Да, он желает тебя, но этого недостаточно, и ты прекрасно знаешь это. Филип Бришар не может любить тебя – Анну Конолли, девчонку, которую случайно застал в своей каюте. Ты не нужна ему со своими проблемами, своим горем и всем прочим. Поезжай в Бостон, Анна, делай то, что тебе велел Мик. Ты должна стать… настоящей леди и занять достойное место в обществе. Вот если Анри сумеет помочь тебе, если Офелия примет тебя в свой дом и ты обретешь права, положенные тебе по наследству, возможно, тогда…»
Анна сомкнула обе створки двери и для надежности закрылась на задвижку. Затем залезла в постель, протянула руку к столику у кровати и убавила фитиль ночника. Какое-то время она лежала без сна, а потом услышала шаги, приближающиеся из галереи. Возле двери шаги стихли, и сквозь тонкие шторы она увидела до боли знакомый силуэт, отраженный лунным светом.
Мужчина поднял руку, словно хотел постучать, но поколебался с минуту и уронил руку. И вскоре Анна снова услышала в галерее его шаги, постепенно затихавшие. Она осталась одна в полутемной комнате.
Глава 10
На следующий день Анри с утра уехал в свою контору. Клодетт отправилась на занятия. Таким образом, Анна завтракала вдвоем с Моникой. Они сидели на задней веранде и за чаем вели беседу. Анна старалась следить за нитью разговора но ее отвлекали посторонние мысли. Интересно, куда подевался второй Бришар? Она должна была непременно выяснить это.
Притворяясь более заинтересованной содержимым своей чашки, нежели мучившим ее вопросом, она сказала как бы невзначай:
– Филип тоже куда-то уехал?
– Нет, пошел a l’ecole.[16] За садом у нас есть небольшой домик, старая детская школа. Филип сказал, что давно не занимался ревизией. Иногда на него нападает страсть к бухгалтерии. – Моника улыбнулась Анне. – Не хотите ли проведать его? Я уверена, он будет рад сделать перерыв.
– Мне неловко его беспокоить, если он занят.
Моника многозначительно вскинула указательный пальчик, осененная важной мыслью.
– Как это я не подумала! Вы даже сделаете мне небольшое одолжение. Почему бы вам не отнести ему этот легкий завтрак? – Моника завернула в льняную салфетку бутерброд с ветчиной и пирожное. – Надо знать моего сына, – сказала она протягивая Анне сверток. – Он может умчаться спозаранок без крошки во рту и не вспомнить до конца дня. А теперь у Филипа будет чем заморить червячка. И мне так спокойнее.
Анна кивнула и взяла салфетку.
– В таком случае я с удовольствием исполню ваше желание. Как, вы сказали, найти школу?
– Вы увидите ее сразу за садом, cherie. Только идите все время по мощеной дорожке, не то заблудитесь в лабиринте падуба. L’ecole стоит прямо в маленькой рощице. Это небольшое здание среди апельсиновых и сливовых деревьев, его невозможно пропустить.
Анна прошла по территории сада, обнесенного железной решеткой, и через заднюю калитку ступила в рощу. Фруктовые деревья с блестящей листвой и белыми цветами источали дивный аромат. За мощными ветвями Анна поначалу не заметила никакой школы, но, сделав еще несколько шагов, увидела необычный шестигранник из белого камня. Школа уютно расположилась на расчищенной площадке, устланной бледно-лиловым миртом и окруженной цветущими тюльпанами. Двухэтажное здание заканчивалось башенкой с отходящей от нее миниатюрной дорожкой для смотрителя. Восхитительное сооружение, крытое дранкой из кедра, напоминало сказочный домик.
Единственная дверь была открыта, так же как и зеленые ставни на окнах обоих этажей. Анна потихоньку приблизилась к дому и стала внимательно изучать его со всех шести сторон, поочередно подходя к каждому окну и заглядывая внутрь. В центре комнаты на первом этаже стояли три рабочих стола разной величины, сообразно целевому назначению и возрасту учеников. Все стены были завешаны полками, заполненными грифельными досками, бумагами и множеством книг.
«Какая замечательная школа», – подумала Анна. Она представила, как дети Клода и Моники Бришаров сидели за этими партами, выполняя задания под наблюдением своего учителя. Оставалось только дивиться, как им удавалось не отвлекаться на птиц, щебечущих так близко от окон. Как можно корпеть над тетрадками или сосредоточиться на чем-то, когда апельсиновые деревья своими благоухающими ветвями заглядывают прямо в комнату, когда в воздухе плавает цветочный аромат, разносимый весенним ветром?
Анна уже наполовину обошла здание, когда через заднее окошко увидела Филипа. Он сидел с подвернутыми до локтей рукавами за большим столом, несомненно, предназначавшимся для учителя, и просматривал какие-то бумаги. Его рука одновременно писала что-то на широкой доске. Склонившись над стопкой исписанных листков, он казалось, целиком ушел в работу. Солнечные лучи, струившиеся сквозь распахнутые окна, падали на истершуюся деревянную поверхность и тонкие волоски у него на руках, придавая им золотистый оттенок.
Анна покрутилась вокруг ставней, заглядывая в комнату, но не обнаруживая своего присутствия. Она позволила своему воображению совершить короткий экскурс в прошлое, пробуя нарисовать Филипа в детстве. Она попыталась представить, как он выглядел за одной из маленьких парт вместо этого широкого стола, занимаемого в ту пору учителем, однако с подстановкой образов что-то не ладилось, она видела только теперешнего Филипа, сильного, красивого и умного, с сосредоточенно сдвинутыми бровями. Ей было трудно заменить его фигуркой мальчугана в тот миг, когда в ее глазах он являлся олицетворением сильного мужчины – мужчины до мозга костей.