– А где мой мама-а-а-а?!!!
– На Лысой Горе твоя мама!
Вовка схватил сына в охапку и вытащил его на улицу. На свежем воздухе звук не так бил по нервам. «Свежий» воздух был далеко не свеж, напротив, липко-влажен и ещё очень горяч, потому что, солнце только недавно упало в океан. Русская деревня в пригороде Гаваны растворилась в тропической ночи полной звёзд и звуков. В тростнике вдоль ручья солировали цикады. Отец и сын побрели на звук.
– Слышишь, как кузнечики играют?
Это была хитрость – чтобы расслышать стрекотание надо было, как минимум, перестать орать. Макс на мгновение снизил обороты, но горечь обиды вновь захлестнула его маленькое тельце. Звук пошёл по нарастающей.
– А где мо-о-O-Й..
Вовка вздохнул, взвалил мелкого кульком на плечо и, ускоряя шаг, пошёл – почти побежал – на Лысую Гору, откуда текла тягучая гитарная «драдануда» и где в неверном свете мелькали многослойные ситцы юбок.
– Посмотри, – протянул он руку к уже различимому на пригорке «шабашу», – смотри, твоя мать!
Ребёнок приподнял голову, чтоб глотнуть воздуха для нового звукового захода, но, успев разглядеть сквозь слёзы, что его драгоценная мама в красных «трениках» жива, и при этом падает ниц и трясётся вместе с другими тётями, тут же уронил голову на отцово плечо и счастливо заснул.
Официально всё это считалось самодеятельностью. В деревне объявилась пара, которая взбудоражила жён наших специалистов. «Отоварка» продовольственных карточек, готовка скудной еды, стирка-глажка, воспитание детей, непрерывная жара, а главное – невозможность вырваться из обнесённого проволокой мирка – всё это приводило молодых и здоровых русских женщин в состояние непрерывного тихого бешенства. Казалось, поднеси спичку…
И вспыхивало, ох, как вспыхивало! Женщины лупили детей и дрались с мужьями, бились между собой на общей кухне, бросались в лихие романы с командированными, по договорённости менялись мужьями, убегали автостопом в Гавану, откуда их заблудившихся ночью привозили на мотоциклах статные дорожные полицейские. Мужчинам было легче – у них была работа, а в центре деревни пивнушка – «сербеска». Там хоть залейся: «Уно пессо – дос сербесо» («Один пессо – два пива»)! Женщины втягивались и на равных пили местное сильно проглицериненное – чтоб не кисло по жаре – пиво.
А тут новая пара взялась создать танцевальную труппу! При правильной организации предприятие сулило немалые дивиденды. Например, гастроли по совзагранучреждениям и трудовым коллективам, коих на Кубе тогда было немало. Это какая-никакая, но свобода передвижения. Да и потом – сцена! Овации, цветы, шампанское! Поклонники, наконец!
Женское население забурлило. Вскоре, однако, стало понятно, что попасть в труппу непросто. Отбор проводился без кастинга и участия общественности. Иногда на вечеринке импозантный брюнет-хореограф шёпотом на ухо или в танце делал заманчивое предложение попробовать себя в кордебалете. Иногда и его жена, чернявая и бойкая, с вечной сигареткой, зайдя, например, за солью, могла спросить в лоб:
– А ты чё не танцуешь?
– Так, не зовут.
– Ну, приходи.
За пару месяцев набралась труппа. Взяли и несколько мужичков на подтанцовку. Начались изнурительные ежедневные репетиции. По вечерам, накормив мужей и уложив детей, танцорки и в жару, и в дождь мчались на крытую веранду на пригорке у школы, метко прозванную в народе «Лысой Горой». Зрелище при жидком свете свечей и карманных фонариков, под завывания кассетника сильно напоминало ведьминские пляски – прости, Господи!
Общественность напряглась. Брошенные мужья с плачущими детьми бродили ночами по деревне. То одна, то другая танцорка время от времени прилюдно падала в обморок. Вывихи, растяжения, синяки – это не в счёт. Поползли слухи о ночных пьянках.
Через три месяца сделали первый танец. После некоторых раздумий партком дал согласие на премьеру. Причина была веская – острая нехватка номеров художественной самодеятельности для праздничного концерта в День Революции.
Принаряженная публика с детьми расселась в бетонной чаше клуба. На первом ряду степенно расположились наши и кубинские руководители – большинство в светлых креольских рубахах навыпуск или военной американизированной форме. Произнесли положенные поздравления с праздником и за дружбу, начался самодеятельный концерт.
Девочка отыграла, спотыкаясь, на пианинке. Небритый дядя с женой душевно спели под гитару «Ой, да не вечер, да не ве-е-е-чер», введя кубинских товарищей в сильную грусть. Затем сеньора с цветком в смоляных волосах звонко объявила: «Карменсита!»