А кто бы не был?
Сэм не мог и не должен был выжить, если действительно был в лесу. Разумеется, если он уезжал куда-то, чтобы прийти в себя, а теперь вернулся, и первоначальная версия с побегом от семьи была правдива, то он в порядке, и страх, испытываемый Марком, — необоснован. Однако у Киры голос дрожал так, что Марк сомневался в возвращении Сэма прежним. И, хотя между полицейским участком и домом Риксов было несколько минут на машине, для Марка они превратились почти что в вечность. В пустынную, холодную вечность, напоминавшую мэнские леса.
Марк не хотел ехать. Господи, ему хотелось бы вообще никогда не брать билет в Мэн! Однако он знал, что есть зов, на который нельзя не отозваться, и есть прошлое, которое будет удерживать тебя за горло, пока ты не встретишься с ним лицом к лицу — с людьми из своего детства, с их кошмарами и с последствиями того, что ты когда-то сделал или не сделал.
И он знал, что Кире и Брайану больше некому помочь, если…
Если.
Марку хотелось верить, что Сэм, на самом деле, не исчезал, но интуиция надрывалась, что всё не так просто. Дед учил его, что в мире есть множество вещей, которые не понять белому человеку, потому что живёт он разумом, но атка’к знает правду. И Великий Дух знает. Атка’к… Марк почти забыл, что это. Дух человека, его душа, как у христиан, только древнее и мудрее. То, что невозможно понять разумом, она понимает и ощущает.
И душа Марка чувствовала, что грядёт что-то непоправимое.
Заехав к Риксам, Марк заглушил мотор и на несколько долгих десятков секунд просто сидел, уткнувшись лбом в сложенные руки. Его трясло, и волосы приподнимались у корней от ужаса, хоть он и старался заглушить страх логичными доводами.
Разум говорил ему, что есть всего два варианта. Сэм сбегал, но совесть заставила его вернуться к жене и сыну. Или после помутнения рассудка Сэм очнулся в лесу между Бангором и Баддингтауном и просто блуждал там, пока всё же не вышел к городу. И разум же говорил, что последний вариант выглядит совсем уж сказочным. Три недели без пищи? Сэм, должно быть, откапывал корешки или сдирал кору голыми руками, жевал мох, чтобы выжить. В этом лесу, похоже, не было ни одной птицы или животного, да и не смог бы он поймать их без оружия.
Интуиция же вопила, что нужно бежать, потому что Сэм летал по ветру с вендиго и не вернулся. Или вернулся, но не полностью. Интуиция верещала, что твоя пожарная сирена или сигнализация, и, но мгновение Марк даже был готов снова завести мотор и уехать прочь. В Бангор, прямиком в аэропорт, а оттуда улететь в Лос-Анджелес, где не свистят холодные ветра за окном, и так легко забыть о старых страшных легендах. Но рациональность победила, и Марк всё же выбрался из машины.
Не может быть всё так страшно. Просто не может. Иначе мир под ногами начнёт разрушаться.
Кира открыла дверь, и, взглянув на её бледное от страха и переживаний лицо, Марк понял, что надеяться на вариант возвращения блудного мужа не стоит — он рассыпался, как карточный домик. На глазах.
А ещё — осознал, что испытал облегчение, убедившись, что хотя бы Кира в порядке. А Брайан?
— С Брайаном всё в порядке? Что с Сэмом?
Схватив Марка за руку, Кира втащила его в дом и захлопнула дверь. Кажется, это было первое её добровольное прикосновение за эти дни и вообще за всё время их знакомства — если не считать случайных столкновений в школьных коридорах и одного-единственного танца на школьном балу, приведшего к драке между Сэмом и Марком. Денни тогда с трудом их разнял.
А, да, ещё она, кажется, как-то передавала ему ручку на уроке математики.
Пальцы у Киры были тонкие и ледяные. В распахнутых серых глазах читалась беспомощность. И ещё — ужас, роднивший её с Марком сейчас намного сильнее, чем что-либо другое могло их сроднить.
Марк поймал себя на мысли, что хочет обнять её — Кире это нужно сейчас, а, может быть, нужно и ему. Но прежде, чем он смог эту мысль воплотить, Кира отпустила его запястье. Шагнула назад, обхватив себя руками, и нервно обернулась на лестницу, ведущую на второй этаж. Сглотнула.
— Я уложила его в постель. Он очень ослаб, и я вызвала доктора, но скорая из Бангора всё равно ещё в пути, и я… — она зажмурилась, чтобы удержать слезы. — Ты должен сам увидеть. Я не знала, кому ещё позвонить, а Денни не отвечал.
— Он в участке, — Марк сам не знал, зачем сказал это вообще, это было совершенно не важно. Лестница казалась ему подъемом в настоящий христианский Ад, хотя, говорят, Ад, вообще-то, должен быть под землей. Он смотрел на неё, смотрел, и в нём поднималась твердая уверенность, что наверху что-то прячется.
Таится.
— Хорошо, — невпопад отозвалась Кира. — Я думаю, здесь нужнее «Скорая помощь», он выглядит так, будто ничего не ел месяцами, и я… Боже, — она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. — Я не знаю, что с ним случилось там, — всхлипывала она, вытирая слезы с бледных щёк. — Я уложила его в кровать, и я заперла Брайана в комнате, он не должен видеть отца таким, и теперь он там плачет и очень обижен, а я… Что я ещё могла сделать, черт возьми?! Он говорил, что голоден, но выплюнул кашу, и я думаю, его желудок не принимает пищу, и здесь нужен врач, а я просто химик. У него обморожение, и он похож на ходячий скелет!
Марк всё же шагнул вперед и потянул её к себе, и Кира прильнула к нему, плача. Её хрупкое тело в объятиях Марка сотрясалось от рыданий. Всё, что она держала в себе за три недели, всё, что она пережила, выплеснулось в истерику. Вцепившись пальцами в свитер Марка, она рыдала, наплевав и на свою обиду, и на все эмоции, которые явно казались ей теперь мелкими, незначительными. Как и Марку.
Он понимал, что должен подняться туда, где лежит Сэм, и увидеть его. Собственными глазами. Быть может, он почувствует что-то… но Марк молился всем великим духам и заодно — христианскому Богу, чтобы не почувствовать. Чтобы это было всего лишь повреждение рассудка и крайнее истощение у Сэма. Чтобы это был шанс на излечение.
Потому что иначе городу придёт конец, и начнет вендиго с тех, кто окажется рядом с ним в момент его восхождения. А потом он примется за свою семью. Они всегда начинают с семьи, ибо вендиго знает все тёмные тайны Вселенной, а уж чужие скелеты в шкафу — тем более. Вендиго — это Великий Дух, но не созидающий, а разрушающий и поглощающий. Дух Вечного Голода. Всё это дед рассказывал ему когда-то, а, может быть, Марк всегда это знал. Он смотрел на ступени лестницы и молился, чтобы его мысли оказались обычной паранойей. И существо, затаившееся наверху, было всего лишь Сэмом, который повредился рассудком и оголодал, но сможет возвратиться к себе прежнему и к своей семье.
Хватка Киры ослабла, как только утихла истерика. Марк не утешал её и не говорил ненужных слов — он вообще не очень-то хорош был в утешении женщин, а Маргарет не впадала в истерики в его присутствии, — и просто гладил по волосам, путаясь пальцами в рыжеватых прядях. От её слез у Марка промок ворот свитера. Её прерывистое, горячее дыхание обжигало кожу.
Отстраняясь, Кира случайно чиркнула губами по его шее. Марка словно током дернуло, и волна тепла резко схлынула по груди в низ живота. Какого..?
Твою мать.
Он просто должен был сразу же улететь домой, к Маргарет, а не оставаться в этом городе, полном призраков и воспоминаний прошлого. Теперь они пытались захватить его душу. Напоминали, что женщина, которую он только что обнимал, — как друг, — была в него влюблена когда-то, и лишь Богу известно, что творится в её сердце теперь.
Наверняка его ощущения связаны только с тем, что теперь он знает: когда-то Кира его любила. Но жизнь всегда вносит свои коррективы. Сэму удалось добиться её, а Марк уже давно встречался с Маргарет, которая была с ним рядом, пока он поднимался — и продолжает подниматься, — к вершине музыкального Олимпа. И помнить он должен только о ней, даже если былой влюбленности в их отношениях не осталось.