Вместо этого он просто сказал в трубку:
— Малыш, Сэм всегда поддерживал меня в детстве. Был рядом, когда умер отец, а потом — и мама. Я не могу его бросить здесь в реанимации. Ты бы и сама так на моем месте не поступила.
Маргарет замолчала. Явно задумалась, и Марк мог представить, как она ходит по своей комнате в родительском доме, прижав трубку плечом, и хмурится. Кусает нижнюю губу, размышляя над сказанным. Он знал Маргарет, как облупленную, и сейчас, пока они разговаривали, он думал, что всегда должен помнить о ней. В городе, в котором он провел детство и отрочество, было нетрудно затеряться среди воспоминаний, но он должен хранить своё настоящее. Иначе потом ему некуда будет возвращаться.
«Если ты вообще вернешься», — мысль была жуткой.
— …позвони, когда поменяешь билет, — закончила Маргарет, и Марк понял, что, задумавшись, упустил начало фразы. — Мне пора бежать, мама зовёт. Люблю тебя.
— И я, — отозвался Марк.
Маргарет сбросила разговор. Сунув мобильник в карман джинсов, он огляделся в поисках Киры. Она разговаривала с женщиной в синем халате — очевидно, врачом, ведущим Сэма.
— Кира, пойми, — услышал Марк, подойдя к ним. — Сэм находится в палате интенсивной терапии, я не могу допустить вас к нему. Он в сознании, но микробы, принесенные извне, могут сильно повлиять на его состояние, ухудшить его. К нему сейчас могу заходить только я и медицинские сестры. Он очень слаб. Я могу только снова провести тебя в отделение интенсивной терапии, чтобы ты смогла увидеть его через стекло.
— Ты говорила, у него есть проблемы с принятием пищи?
Врач кивнула.
— К сожалению, его организм отторгает даже внутривенное питание, и мы пока не можем понять, почему. Видимо, отторгает всё-таки не полностью, иначе он потерял бы сознание от отсутствия необходимых организму веществ. Но в большей степени всё выходит с рвотой и поносом. У Сэма дизентерия. Мы вводим ему антибактериальные препараты. Принимать таблетки он отказывается.
— Но… почему? — растерялась Кира. — Он ведь сам врач, он должен понимать.
— Полагаю, что Сэм сейчас не совсем в себе, — пояснила врач. — Его организм истощен и обезвожен, и это влияет на его мозг. Но я уверена, что лечение будет успешным.
Марк видел, как она отводит взгляд, и понял, что она вовсе не уверена в успешности лечения. Что-то внутри сжалось до тонкой, пронзительной боли. Ему захотелось развернуться и просто уйти. Сесть в машину, закурить и переждать, пока Кира не соберется возвращаться домой. Быть может, проехаться по Бангору, вспоминая, как ездил сюда с родителями на выходных. Но он знал, что даже если он не посмотрит на Сэма сейчас, хотя бы через стекло палаты интенсивной терапии, то ему всё равно придется вернуться в больницу снова.
Что он будет делать потом, когда своими глазами увидит, что Сэм — это злобный монстр из легенд алгонкинов? Господи, Марк в душе не представлял. Что он должен сделать? Пробраться в палату ночью — интересно, как это вообще можно провернуть? — и отрезать Сэму голову? И сесть за это в тюрьму? Он представил, как безумно будет звучать его теория о вендиго в суде и проглотил сухой смешок. А других объяснений у него нет. И быть не могло.
Там, в Лос-Анджелесе, у него жизнь. Группа. Девушка, в конце концов. А здесь — Кира и Брайан, и Денни, и целый город, который мог стать пищей для вечноголодного духа. Если кого-то из них он не заберет, чтобы, когда износится тело Сэма, переселиться в новую оболочку.
Марк мог бы уехать, но знал, что мертвый город будет сниться ему в кошмарах. А потом вендиго придет и за ним. То, что ты вырастил, ты сам и пожинаешь. Так говорил его дед, и Марк не видел причин ему не верить.
— Я… мы, — Кира бросила на Марка быстрый взгляд, — можем его увидеть?
— Ты — безусловно, — произнесла врач, — но молодой человек ведь не является близким родственником Сэма? Я не уверена, что могу провести его без серьезных на то причин.
— Марк — друг детства Сэма. Он приехал сразу же, как только узнал об исчезновении, — не только Марк за этот день успел кому-то солгать. Кира по каким-то своим причинам тоже скрыла правду. Марк подумал, что миллионы людей каждый день врут, не задумываясь, насколько это может повлиять на ситуацию в дальнейшем. — Я думаю, он имеет право увидеть Сэма. Камила, пожалуйста.
Врач, которую звали Камила, несколько секунд переводила взгляд с Киры на Марка и обратно, потом кивнула.
— Хорошо, только пусть сдаст верхнюю одежду в гардероб и наденет бахилы.
Сэм лежал на койке в окружении каких-то медицинских приборов, которые беспрерывно показывали непонятные Марку меняющиеся показатели. Питательные вещества прокапывались в его вены через капельницу. Кира обхватила себя за предплечья, через толстое стекло глядя на мужа. Марк видел, как она побледнела. Сглотнул, разглядывая тощую фигуру Сэма, прикрытую больничным покрывалом. Изжелта-бледное лицо на фоне наволочки. Волос на голове, казалось, стало ещё меньше. Щеки ввалились сильнее, и, казалось, острые кости черепа вот-вот прорвут кожу.
Лицо Сэма не было похоже на человеческое.
Кира всхлипнула, инстинктивно дернулась, когда Сэм открыл глаза, будто почувствовал их присутствие. Марк видел, с каким трудом она держала себя в руках. Может быть, ей прямо сейчас хотелось сбежать. Но разве она могла? Это её муж лежал там, за стеклом, и, каким бы жутким он ей ни казался, всё ещё был её мужем. Она так думала.
— Господи… — Кира коснулась стекла кончиками пальцев. — Он так плохо выглядит… — в её голосе послышались слезы. Она поджала губы, чтобы не расплакаться.
Никто не выглядел бы хорошо, проведя три недели в лесу. Но Марк понимал, что Кира имеет в виду, даже если она сама не осознавала это до конца. Сэм выглядел, будто сначала оказался на том свете, а потом выбрался оттуда, но не до конца. Или что-то вернулось вместе с ним.
— Он истощен, как тебе врач и сказала, — Марк снова лгал и ненавидел себя за это. — Он поправится.
Кира смотрела на Сэма, кажущегося совершеннейшим скелетом. Прошла, наверное, пара минут, прежде чем она ответила.
— Я бы очень хотела в это верить.
Даже если она не любила Сэма ни дня в своей жизни, упрекнуть Киру в том, что она не волновалась и не боялась за него, не была хорошей женой, Марк не смог бы. Он снова взглянул на Сэма, на бегущие строки медицинских показателей, на капельницу, и его опять на мгновение одолели сомнения в верности слов Джека Пайпа.
Это же, к черту, Сэм! И он болен.
А потом Сэм открыл глаза. Кира ахнула, и одному Дьяволу известно, сколько сил ей пришлось собрать, чтобы не отшатнуться назад.
Глаза у Сэма были огромные, как блюдца, и сияли на лице странным желтоватым светом. Но даже если Кира этого свечения не заметила, то не могла не заметить взгляда. Тяжелого и голодного. Сэм ухмыльнулся, и Марку почудилось, будто его зубы стали ещё длиннее и ещё острее.
— Вам пора, — врач осторожно коснулась плеча Киры. — Он очнулся. Не стоит его волновать.
Пока они уходили по коридору, Марк не мог избавиться от жуткого ощущения, что ему смотрят в спину. Его прошибло на холодный пот. Вывалившись на крыльцо больницы, он жадно хватанул ртом воздух. Типичный мэнский мороз раздирал горло. Он зажмурился.
Кира задержалась в холле, разговаривая с врачом. Ещё надевая куртку, Марк слышал, как она расспрашивала Камилу о странном цвете белков глаз у Сэма. Могла ли она тоже заметить свечение?
Наверное, он должен был увидеть вендиго своими глазами. Не во сне, а в реальности. В городе своего детства. В Сэме затаился древний дух, что вечно голоден. И он смотрел на него и на Киру, как на пищу. Холодный ветер, налетевший откуда-то сбоку, взметнул волосы Марка и кинул в лицо. Шепот, прозвучавший в ушах, был зловещим и хриплым и напоминал голос Сэма.