Выбрать главу

Айрис огляделась. Если путы не удается ослабить, значит, их нужно перерезать. Их подвал всегда был полон вещей, которые семья Аддамсов не хотела выбрасывать, неужели здесь не найдется что-то подходящее? Она моргнула, но в темноте предметы выступали неясными силуэтами, а света ей Крис, разумеется, не оставил. Ещё чего не хватало, правда?

Она помнила, что Крис связал её и привалил к стене. Не стал ни к стулу привязывать, ни к батарее. И это было хорошо. Кое-как завалившись на бок, Айрис попыталась, будто земляной червь — она и чувствовала себя червем, находясь в подвале, — проползти в сторону. Если она правильно помнила расположение вещей в подвале, то где-то здесь, сбоку, хранятся старые банки и прочая тара, которую копила ещё мать Криса. Если ей удастся разбить хоть одну, а потом извернуться и перерезать веревку…

Путь в темноте показался ей бесконечным. Наконец, Айрис уткнулась ногами в какую-то коробку, которая звякнула стеклом. Твою… они ведь в коробке! Надежда, едва появившаяся на горизонте, снова начала затухать.

Нет. Она должна перевернуть коробку. Разбить эти чертовы банки, бутылка, что ещё там мать Криса хранила? Айрис отползла чуть в сторону и, резко распрямив ноги, ударила ими в бок коробки. Та вновь звякнула, ударилась об стену. Черт. Ещё один пинок. Внутри коробки раздался ещё один жалобный звон.

Айрис попыталась подползти с другой стороны. Ударилась обо что-то, чему явно в подвале было не место — наплевать. Со всех оставшихся сил вновь пнула коробку. Затем сообразила, что может попытаться поддеть коробку ногами.

Получилось не с первого раза, и, хотя в подвале было холодно, на лбу у Айрис выступила испарина. Ей показалось, что прошли часы, пока коробка, наконец, не поддалась и, грохнувшись на бок, не открылась. Из неё выкатилось несколько банок.

Если бы Айрис могла, она бы закричала от радости, но кляп — а точнее, тряпка, завязанная у неё на затылке, — мешал издавать хоть какие-либо звуки, кроме мычания. Правда, радовалась она рано — большинство банок откатились в стороны, прямо в темноту. И у неё не было других шансов, кроме как разбить последнюю.

Зажмурившись, Айрис приподняла ноги, как в гимнастическом упражнии, и опустила их на банку со всей силы, которая у неё только оставалось. И, видимо, от страха и от желания освободиться, сила у неё появилась. Банка хрустнула, и осколки брызнули в разные стороны. Они, протыкая её домашние джинсы, впивались в ноги. Кое-как развернувшись, Айрис попыталась уместить один из оставшихся на полу осколков к связанным запястьям и принялась пилить.

Осторожно, чтобы не разрезать себе запястья. Она и так может потерять достаточно крови от порезов на ногах, хотя по её ощущениям, важных сосудов не было задето.

Ткань свитера прилипла к спине Айрис, пот снова выступил на лбу, пока она пыталась разрезать веревку единственным осколком, который у неё был, и прислушивалась к звукам с улицы — звук подъезжающей машины мужа она узнала бы всегда. И ей вновь показалось, будто прошла вечность прежде, чем веревка наконец-то поддалась.

Господи.

Её пальцы дрожали, пока она сбрасывала ошметки веревки и судорожно развязывала узлы на ногах, ломая ногти и шипя сквозь зубы.

Ноги свободны. Стащив повязку со рта, Айрис захромала к дверям. Кое-как, хватаясь за перила, поднялась по лестнице. Боль в порезах становилась невыносимой. Она дернула за ручку. Заперто. Ну конечно, Крис запер дверь. Разве он стал бы оставлять её открытой? Айрис толкнулась в неё плечом, но не заработала ничего, кроме новой боли. Захныкала, уткнувшись лбом в дерево, но не позволила себе слабости дольше, чем на минуту. Думай, Айрис. Думай.

Она в подвале. И, насколько она помнит, в подвале есть небольшое окно. Она бы не добралась до него со связанными ногами, но теперь, когда она хотя бы свободна, она может попытаться выбить стекло. Оно и так шло трещиной, у Криса руки были из задницы, чтобы заменить, а денег на стекольщика не было никогда.

С трудом, Айрис кое-как спустилась с лестницы обратно вниз. Джинсы, она могла чувствовать это, промокли от крови, и, если она не поторопится, то истечет кровью прямо здесь, в подвале.

«Давай, Айрис, ты сможешь»

Никогда ничего не могла, даже уйти от Криса, но сейчас сможешь. Как смогла изменить ему с Денни, потому что иначе твоя жизнь превратилась бы в полное дерьмо, если бы у тебя не было хотя бы любви. И сейчас сумеешь. Иначе у тебя не будет не только любви, но и жизни.

В одной из коробок Крис хранил какую-то старую одежду, книги, комиксы. Айрис кое-как ухватила её и принялась двигать пока та не оказалась прямо под подвальным окошком. Взобралась на неё. Та, плотно склеенная широкой клейкой лентой, угрожающе затрещала под её ногами, но выдержала. Пока что. Подвальное окошко оказалось прямо перед носом у Айрис. В чертово окошко вполне мог бы полезть ребёнок. Или худенькая женщина, какой Айрис и была.

Но сначала нужно было выбить стекло.

Она представила, что Крис будет долго и со вкусом бить её ногами, когда вернется. Может быть, он прострелит ей ноги, чтобы она не смогла ходить, будто ей и так мало ран на лодыжках. Или сразу прострелит голову. Слёзы обожгли ей щеки.

«Давай, Айрис, — сказала мама. — Хоть раз поборись за свою жизнь»

И тогда Айрис примерилась и ударила кулаками в стекло. Раз и другой. Треск, с которым осыпалось и без того поврежденное стекло, и холод, хлынувший в подвал, заставил её едва не закричать от радости.

Айрис сама не поняла, как ей удалось протиснуться в узкое подвальное окно. Не обращая внимания на промокшие носки, на кровь, от каждого движения сильнее выступающую на ногах - к счастью, она не повредила важных артерий, - она бросилась бежать в сторону полицейского участка.

*

Чтобы Брайан заснул, Марку пришлось влить в него порцию успокоительного и рассказать несколько индейских легенд из самых захватывающих, но не страшных, просто пара сказок-былей о героях и духах. Когда мальчишка, наконец, засопел, Марк накрыл его одеялом чуть ли не до самого носа, подоткнул края, чтобы Брайан не замерз ночью, и осторожно закрыл дверь его спальни.

Кира сидела на диване в гостиной.

— Думаю, тебе не помешает поспать, — Марк присел рядом с Кирой, осторожно положил ей руку на плечо. Она вздрогнула, подняла на него взгляд.

— Не думаю, что я смогу, — тихо произнесла, обхватила руками колени. — Рейчел звонила, останется у подруги. Она не хочет возвращаться домой, пока Брайан не успокоится, — и добавила, безо всякого перехода: — Брайан сказал мне, что видел отца. Он уже не в первый раз так говорит, и я боюсь, что с ним что-то не так. Мне страшно. Я… ненавижу не понимать, что происходит.

Марк не знал, что ей ответить. Он как раз очень хорошо понимал, что происходит, но не знал, должен ли рассказать Кире древние легенды, ставшие явью. Она всё равно не поверила бы. Для неё, неудавшегося ученого, это было бы равносильно попаданию в Ад, при том, что её забыли предупредить о наличии в нём чертей и Дьявола.

Кира была сильной женщиной, но её сила держалась на внутренней воле и вере, что всё на свете можно объяснить. Даже сейчас она старалась не плакать. Но даже самые неоспоримые доказательства того, что её муж стал монстром, могли её уничтожить.

— И Сэм… — она обняла себя за плечи. — С ним тоже происходит что-то странное, но… я не знаю, что. Я не знаю, могу ли помочь. Я ненавижу чувствовать себя беспомощной.

— Ты ничего не можешь для него сделать, — с усилием произнес Марк. — Только ждать, пройдет ли кризис.

Не пройдет. Станет хуже, и он это знал.

Марк смотрел в глаза Кире и понимал, что не может решиться убить её мужа. Не может решиться сам стать чудовищем в её глазах. Что-то внутри у него мучительно сдавливало, стоило подумать об этом. Он знал, что должен будет сделать это. Обезвредить чудовище, пока не стало поздно.

— А если кризис не пройдет? Если он… умрет? — Кира сглотнула, быстро вытерла слезинку, скользнувшую по щеке. — Как мы здесь будем жить без него? Что я скажу Брайану?