V
«Вышел на Карповку звезды считать…»*
Вышел на Карповку звезды считать
И аршином Оглы широкую осень измерить
Я в тюбетейке на мне арестантский бушлат
А за спиной Луной перевитые песни.
Друг мой студентом живет в малой Эстонской стране.
Взял балалайку рукой безобразной
Тихо выводит и ноет и ночи поет
И мигает затянутым пленкою глазом.
Знаю там девушки с тающей грудью как воск
Знаю там солнце еще разудалой и милой Киприды.
Но этот вечер холодный тяжелый как лед
Перс мой товарищ и лейтенант Атлантиды
Перс не поймет только грустно станет ему
Вспомнит он сад и сермяжные волжские годы
И лейтенант вскинет глаза в темноту
И услышит в домах голоса полосатого моря
«Прохожий обернулся и качнулся…»*
Прохожий обернулся и качнулся
Над ухом слышит он далекий шум дубрав
И моря плеск и рокот струнной славы
Вдыхает запах слив и трав
«Почудилось, наверное, почудилось!
Асфальт размяк, нагрело солнце плешь!»
Я в капоре иду мои седые кудри
Белей зари и холодней чем снег.
«Ты догорело солнце золотое…»*
Ты догорело солнце золотое
И я стою свечою восковой
От пирамид к декабрьскому покою
Летит закат гробницей ледяной
Ко мне старик теперь заходит непрестанно
Он механичен разукрашен и певуч.
Но в сундуке его былой зари румянец
Широкий храм и пара белых туч.
Петербургский звездочет*
1
Дыханьем Ливии наполнен финский берег
Бреду один средь стогнов золотых
Со мною шла чернее ночи Мэри
С волною губ во впадинах пустых.
В моем плече болотный ветер дышит
В моих глазах готовит ложе ночь
На небе пятый день Румяный Нищий ищет
Куда ушла его земная дочь
Но вот двурогий глаз повис на небе чистом
И в каждой комнате проснулся звездочет.
Мой сумасшедший друг луну из монтекристо,
Как скрипку отзвеневшую убьет
2
В последний раз дотронуться до облаков поющих
Пусть с потолка тяжелый снег идет,
Под хриплой кущей бархатистых кружев
Рыбак седой седую песнь прядет
Прядет ли он долины Иудеи
Иль вихрь цветной на берегах Невы,
В груди моей старинный ветер веет
Качается и ходит в ней ковыль
Ковыль сегодня вышел на дорогу
И с девушкой пошел в мохнатый кабачок
Он как живой но ты его не трогай
Он ходит с ней по крышам широко.
Шумит и воет в ветре Гала-Петер
И девушка в фруктовой слышит струны арф,
А Звездочет опять прядет в своей карете
И над Невой клубится синий звездный пар.
Затем над ним, подъемля крест червонный
Качая ризой над цветным ковром
Священник скажет: – Умер раб Господний
Иван Петров лежит в гробу простом.
3
Мой дом двурогий дремлет на Эрмоне
Псалмы Давида, мята и покой
Но Аполлон в столовой ждет и ходит
Такой безглазый, бледный и родной.
4
Рябит рябины хруст под тонкой коркой неба
А под глазами хруст покрытых пледом плеч,
А на руке браслет, а на коленях требник
На голове чалма, о если бы уснуть!
А Аполлон стоит безглазый и холодный,
Он выпил кровь мою, но не порозовел,
А для меня лишь бром, затем приют Господний
Четыре стороны в глазете на столе.
VI
«У каждого во рту нога его соседа…»*
У каждого во рту нога его соседа,
А степь сияет. Летний вечер тих.
Я в мертвом поезде на Север еду, в город
Где солнце мертвое, как лед блестит.
Мой путь спокоен улеглись волненья
Не знаю, встретит мать? пожмет ли руку?
Я слышал, город мой стал иноком спокойным
Торгует свечками поклоны бьет
Да говорят еще, что корабли приходят
Теперь приходят когда город пуст
Вино и шелк из дальних стран привозят
И опьяняют мертвого и одевают в шелк.
Эх, кочегар, спеши, спеши на север!
Сегодня ночь ясна. Как пахнет трупом ночь!
Мы мертвые Иван, над нами всходит клевер
Немецкий колонист ворочает гумно
«Стали улицы узкими после грохота солнца…»*
Стали улицы узкими после грохота солнца
После ветра степей, после дыма станиц
Только грек мне кивнул площадная брань в переулке,
Безволосая Лида бежит подбирая чулок.