И все же я простой как дуб среди Помпеи
Приди влюбленный с девушкой своей
Возьми кувшин с соленым, терпким зельем
И медленно глотками пей
И встанет мерный дом над черною водою
И утро сизое на ступенях церквей
И ты поймешь мою тоску и шелест
Среди чужих и Гефсиманских дней
«Усталость в теле бродит плоскостями…»*
Усталость в теле бродит плоскостями,
На каждой плоскости упавшая звезда.
Мой вырождающийся друг, двухпалый Митя
Нас не омоет Новый Иордан
И вспомнил Назарет и смуглого Исуса
Кусок зари у Иудейских гор
И пальцы круглые тяжелые как бусы
И твой обвернутый вкруг подбородка взор.
Мои слегка потрескивают ноги
Звенят глаза браслетами в ночи
И весь иду здоровый и убогий
Где ломаные млеют кирпичи
Погладил камень и сказал спокойно: –
– Спи брат, не млей к тщете не вожделей
Творить себе кумир из человека недостойно,
Расти травой тысячелетних дней!
«И все ж я не живой под кущей Аполлона…»*
И все ж я не живой под кущей Аполлона
Где лавры тернием вошли в двадцатилетний лоб
Под бури гул, под чудный говор сада
Прикован я Лирической скале.
Шумит ли горизонт иль ветр цветной приносит
К ногам моим осколки кораблей
Линяет кенарь золотая осень
Седой старик прикован ко скале
«И голый я стою среди снегов…»*
И голый я стою среди снегов,
В пустых ветвях не бродит сок зеленый
А там лежит, исполненный тревог
Мой город мерный, звонкий и влюбленный
И так же ходит Муза по ночам
Старуха в капоре с своей глухою лирой
И млеют юноши до пустоты плеча
О девушке нагой, тугой и милой.
«Да, быки крутолобые, тонкорунные козы…»*
Да, быки крутолобые, тонкорунные козы
Женщин разных не надо, Лиду я позабыл.
Знаю в Дельфах пророчили гибель Эллады
Может Эллада погибла, но я не погиб
Юноши в кольцах пришли звали на пир в Эритрею
Лидой меня соблазняли плачет, тоскует она
Что ж, пусть плачет найдет старика и забудет
Я молодой – крашеных жен не люблю.
Вера неси виноград, но зачем христианское имя?
Лучше Алкменою будь мы покорились судьбе
Слышишь ликует Олимп, веселятся добрые
Боги Зевс Небожитель ссорится с Герой опять.
«Слава тебе, Аполлон, слава!..»*
Слава тебе Аполлон, слава!
Сердце мое великой любовью полно
Вот я сижу молодой и рокочут дубравы
Зреют плоды наливные и день голосит!
Жизнь полюбил не страшны мне вино и отравы
День отойдет вечер спокойно стучит
Слабым я был но теперь сильнее быка молодого
Девушка добрая тут, что же мне надо еще!
Пусть на хладных брегах взвизгах сырого заката
Город погибнет где был старцем беспомощным я
Снял я браслеты и кольца, не крашу больше ланиты
По вечерам слушаю пение муз.
Слава, тебе Аполлон слава!
Тот распятый теперь не придет
Если придет вынесу хлеба и сыра
Слабый такой пусть подкрепится дружок
«Под рожью спит спокойно лампа Аладина…»*
Под рожью спит спокойно лампа Аладина
Пусть спит в земле спокойно старый мир
Прошла неумолимая с косою длинной
Сейчас наверно около восьми
Костер горит. Узлы я грею пальцев.
Сезам! Пусти обратно в старый мир,
Немного побродить в его высоком зале
И пересыпать вновь его лари.
Осины лист дрожит в лазури
И Соломонов Храм под морем синим спит.
Бредет осел корнями гор понурый,
Изба на курьих ножках жалобно скрипит
В руке моей осколок римской башни,
В кармане горсть песка монастырей.
И ветер рядом ласково покашливает,
И входим мы в отворенную дверь.
«Плывут в тарелке оттоманские фелюги…»*
Плывут в тарелке оттоманские фелюги
И по углам лари стоят.
И девушка над Баха фугой
Живет сто лет тому назад.
О, этот дом и я любил когда-то
И знал ее и руки целовал,
Смотрел сентиментальные закаты
И моря синего полуовал.