<1926>
«Ангел ночной стучит, несется…»*
Ангел ночной стучит, несется
По отвратительной тропинке,
Между качающихся рож:
«Пусть мы несчастны, размечает,
Должны подруг мы охранить
И вопль гармонии ужасной
Сияньем света охватить».
И ноги сгибнувшей подруги
Он плача лобызать готов.
Вот дверь открылась
И с цветами
Идет мне сон свой рассказать,
И говорит: «Ты бледен странно,
Идем на кладбище гулять»
Вокруг могилки и цветочки,
И крестики и бузина.
И по могилкам скачут дети
И сердцевины трав едят.
И силюсь увести подругу
Под опьяняющую ночь
Столбы ограды забиваю,
Краду деревья – расставляю,
И здание сооружаю.
И снится ей, что мы блуждаем
Как брат с сестрой,
Что позади остался свист пустынной ямы,
Что вечно существуем мы
<1926>
«Звук О по улицам несется…»*
Звук О по улицам несется,
В домах затушены огни,
Но человека мозг не погасает
И гоголем стоит.
И удивляются ресницы:
«Почто воскреснул ты,
Иль на небе горят зеницы
И в волосах – цветы».
В венках фиалковых несется
Веселый хоровод:
«Пусть дьяволами нас считает
Честной народ.
В пустыне мы,
Но сохраняем
Свои огни.
И никогда мы не изменим,
Пусть нас костят орлы
Пусть будем жаждою томиться
И голодать.
К скале прикованный над нами
Прообразом висишь,
Твои мы дети и иначе
Не можешь поступить»
<1926>
Музыка («В книговращалищах летят слова…»)*
В книговращалищах летят слова.
В словохранилищах блуждаю я.
Вдруг слово запоет, как соловей –
Я к лестнице бегу скорей.
И предо мною слово точно коридор,
Как путешествие под бурною луною
Из мрака в свет, со скал береговых
На моря беспредельный перелив
Не в звуках музыка – она
Во измененье образов заключена.
Ни О, ни А, ни звук иной
Ничто пред музыкой такой.
Читаешь книгу – вдруг поет
Необъяснимый хоровод,
И хочется смеяться мне
В нежданном и весеннем дне.
1926
«За ночью ночь пусть опадает…»*
За ночью ночь пусть опадает,
Мой друг в луне
Сидит и в зеркало глядится.
А за окном свеча двоится
И зеркало висит, как птица,
Меж звезд и туч
«О, вспомни, милый, как бывало
Во дни раздоров и войны
Ты пел, взбегая на ступени
Прозрачных зданий над Невой».
И очи шире раскрывая,
Плечами вздрогнет, подойдет
И сердце, флейтой обращаясь,
Унывно в комнате поет.
А за окном свеча бледнеет
И утро серое встает.
В соседних комнатах чиханье,
Перегородок колыханье
И вот уже трамвай идет.
1926
«Час от часу редеет мрак медвяный…»*
Час от часу редеет мрак медвяный
И зеленеют за окном листы
Я чувствую желаньем полон мрамор
Вновь низвести небесные черты.
В несозданном, несотворенном мире,
Где все полно дыханием твоим,
Не назову гробницами пустыми
Я образы тревожные твои.
Охваченный твоим самосожженьем,
Не жду что завтра просветлеешь ты
И все еще ловлю в дыму твое виденье
И уходящий голос твой люблю
И для меня прекрасна ты
И мать и дочь одновременно
Средь клочьев дыма и огня.
На ложах точно сна виденья
Сидим недвижны и белы
И самовольное встает
Полулетящее виденье,
Неотразимое явленье
<1926?>
Эллинисты*
Мы эллинисты здесь толпой
В листве шумящей вдоль реки
Порхаем словно мотыльки
На тонких ножках голова
На тонких щечках синева
Блестящ и звонок дам наряд
Фонтаны бьют огни горят.
За парой парою скользим.
И впереди наш танцевод
Ступает задом наперед
И волхвованье слов под выпуклой луной
И образы людей исчезли предо мной.
И снова выплыл танцевод
За ним толпа гуськом идет
И не подруга – госпожа
За ручку каждого ведет
И каждый песенку поет:
«Проходит ночь
Уходим прочь
В свои дома –
В подвалы.
А с вышины
Из глубины
Густых паров
Глядит любовь
И движет солнцем
И землей
Зеленокрасною луной
Зеленокрасною водою».