Хизер вспоминала, как Джошуа пил и швырял ей в лицо обвинения в смерти их ребёнка, хотя у малыша была врожденная патология плода, он просто не задышал, а ей нечем было ответить, и чувство вины, черное, ядовитое, разъедало ей душу. Она вспоминала, и слёзы закипали у неё под зажмуренными веками, а Коннор прижимал её к себе. Он слушал, не перебивая, так же, как слушала его сама Хизер, и снова гладил её по голове, а её головная боль ширилась, сжимала обручем виски, как нежеланный венец.
— Он и пальцем ко мне не притронулся… — Хизер вцепилась в худи Коннора. Воспоминания заставляли её искать хоть какую-то опору, потому что её мир вновь покачнулся, пусть и от бури, несущей по волнам памяти. — Но я каждый день боялась, что он это сделает.
Было время, Хизер оправдывала Джошуа. Считала, что он просто не мог справиться с горем, и всё наладится, когда он придет в себя. Но теперь она понимала: лишь часть этой мысли была верной. Джошуа понравилось обвинять в своих несчастьях жену, и он продолжал мстить ей за всё и сразу: за ребёнка, за свой алкоголизм и последовавшие за ним неудачи… за всё, что шло в его жизни наперекосяк.
Было время, когда Хизер ненавидела Джошуа за его угрозы. Ненавидела и боялась, и запирала на ночь спальню, молясь, чтобы он не напился до чертиков и не сломал хлипкий замок. Она не спала ночами, а днём слышала непрошенные советы «понять, простить и оставаться рядом», и безысходность накрывала её черным маревом.
Потом остался только страх, смешанный с жалостью, и отчаянное желание освободиться.
— Он говорил, что горло мне перережет.
— Боже, Хизер… — Коннор чуть отстранился, взял её лицо в ладони. Хизер не сопротивлялась. Рассказ о прошлом отнял у неё остатки сил. — Я напомнил тебе этого придурка?
Она кивнула.
Напомнил. Стоило ей увидеть, как ладонь Коннора сжимала горло Джеммы, как ей вспомнился Джошуа.
Его бешеные от злобы глаза.
Его хрип: «Я порежу тебя, слышишь?..»
И липкий ужас, от которого не было избавления, пока она не села за руль и не уехала из Техаса навсегда.
— Хизер…
— Подожди, — Хизер мотнула головой, — дай мне договорить. Ты… напомнил мне Джошуа, но только в первое мгновение. Потом я услышала твои слова, увидела твои глаза… ты раскаивался и боялся, что напугал меня. Джошуа никогда не… — она сглотнула. — Никогда не думал об этом. Ему было плевать.
Пальцы Коннора ласково касались её щек, стирая слёзы. Прижавшись лбом к её лбу, он тихо произнес:
— Твой голос.
— Что?.. — Хизер моргнула.
Головная боль постепенно утихала, но теперь в висках неприятно ныло.
— Я услышал твой голос. И меня отпустило.
Казалось, он говорил правду.
Хизер знала, что не имеет права чувствовать эту нежность, это желание помочь ему преодолеть эти приступы ярости, просто быть рядом… но она чувствовала и ничего не могла с этим поделать. Здесь и сейчас они нуждались друг в друге — изломанные каждый по-своему, пожираемые собственными страхами, они, казалось, нашли наконец-то поддержку и родственную душу.
Если, конечно, таковые существовали в мире, где не было места чудесам.
У неё будто камень с души упал, стоило рассказать о Джошуа и обо всем, что ей пришлось пережить в Техасе. Будто прошлое наконец-то осталось в прошлом, превратилось в один из ночных кошмаров, которые рано или поздно побледнеют и уйдут навсегда.
Благодаря Коннору.
Её страх улегся, и Хизер стало легче, словно она смогла провести для себя черту между прошлым и настоящим.
— Я не хочу быть чудовищем, Хизер, — Коннор по-прежнему прижимался лбом к её лбу, шептал едва слышно, то и дело облизывая чуть потрескавшиеся губы. — И я не хочу быть чудовищем для тебя.
— Ты и не чудовище. Но ты ведь понимаешь, что я не могу быть рядом с тобой, по многим причинам, — каждое слово отзывалось в Хизер глухой, ноющей болью.
Их разделяло слишком многое, но ей, как никогда прежде, хотелось плюнуть на эти различия, потому что она чувствовала: она могла бы помочь Коннору. А он уже помогает ей. Лечит раны, о которых она даже не подозревала. Тащит наружу гной, застоявшийся в старых ранах.
Коннор мягко провел пальцем по её верхней губе.
— Но я бы этого хотел. Очень.
Он не улыбался. Был серьезен так, что это чудилось почти необычным для него.
— Хизер…
— Коннор, пожалуйста… — она думала сказать «нет», но подавилась этим словом, как лишним куском хлеба.
Хизер не должна была находиться здесь, не должна была сидеть с ним в одной машине, но не находила сил уйти.
— Послушай, — его горячечный шепот обжигал ей губы, — Хизер, я правда больше так не могу. Ты нравишься мне, очень, с самого первого дня, с первой встречи. Рядом с тобой я не чувствую, что должен за что-то там бороться, я просто, черт возьми, могу быть собой. Ты спасла меня от меня самого сегодня. И я знаю, что с тобой происходит та же фигня.
И он был прав. Хизер знала, что прав, хотя и гнала от себя эти чувства, пыталась держать Коннора на расстоянии, не хотела сломать ему жизнь. И безбожно проигрывала в этих попытках себе и ему.
Каждое его слово отпечатывалось в её памяти и на её сердце.
— Коннор, я не могу, — из последних сил выдохнула она, делая ещё одну, отчаянную попытку не рухнуть в эту пропасть, цепляясь за него, не увлечь его за собой. — Я даже в машине не должна с тобой находиться.
— Но ты здесь.
Туше. Возразить нечего. Хизер и правда была здесь, в его машине, и её сердце заполошно билось, как у зайца, от близости Коннора, от того, куда свернул их разговор, от желания поцеловать его. Самой. Сейчас, когда на ней не было маски, когда их тайны были преподнесены на раскрытых ладонях, Хизер хотела быть искренней до конца.
— Я не жалею, что рассказала тебе о Джошуа. Но…
— Тш-ш-ш, — Коннор смотрел, внимательно и жарко. — Я тоже нихрена ни о чем не жалею.
Хизер казалось, что связь между ними становилась крепче, осязаемее. Та самая, что тянулась с первой встречи тонкими нитями, с каждым днем набирая силу. Наверное, эти нити нужно было обрубать сразу, а теперь было слишком поздно.
— Не бойся, — шепнул Коннор.
А потом он поцеловал Хизер. Нежно. Долго. Аккуратно. Будто боялся, что она оттолкнет его и сбежит. Поцелуй разительно отличался от первого, казавшегося всплеском подавляемых эмоций, и от поцелуев в курилке того бара, наполненных страстью и алкоголем; Коннор обнимал её лицо ладонями и едва касался её губ, а голову у Хизер вело, будто она накурилась или напилась.
Она должна была его оттолкнуть — и снова не сделала этого.
— Коннор, мне пора идти, — беспомощно пробормотала Хизер, когда он чуть отстранился. — Мне завтра уроки вести. А тебе — учиться, вообще-то.
Она чувствовала себя странно. Будто не она только что боялась Коннора и сравнивала его с Джошуа, пока не поняла и не почувствовала, что они всё же совершенно разные. Будто их ничего не разделяет. Будто никакое общественное мнение никогда между ними не встанет. Будто…
Коннор потерся кончиком носа об её щеку.
— Я хочу, чтобы ты знала, что я капец как благодарен тебе за твои слова. За твою помощь. За то, что ты рядом и не сбежала от меня сейчас, даже увидев, каким я могу быть… даже если не хочу этого. Я не прошу прийти на игру в пятницу. Но я буду ждать тебя в эти выходные в Бакспорте. Если ты приедешь, а не пошлешь меня нахрен… я сдохну, но постараюсь сделать тебя чертовски счастливой.
— Опрометчиво, — Хизер покачала головой. Движение отозвалось ноющей болью в висках.
Он улыбнулся. Впервые за весь разговор.
— Я имел в виду каждое слово. Давай я отвезу тебя к моллу? Там всё равно уже никого нет.
Коннор больше не пытался её поцеловать. Сделав ещё один шаг навстречу, он ждал ответного шага от неё, а у Хизер кишки в узел заворачивались от мысли, на что они оба прямо сейчас подписываются.
И она не могла сейчас ничего решить. Не хотела об этом думать. Не сейчас. Не когда она едва-едва сбросила камень с души.