Она повернула голову, посмотрела на него. Он пристально глядел на нее.
На миг — на целую вечность — мир остановился.
Вдруг пространство между ними пропало. Он обвил руками ее талию, прижал ее к себе, ее руки были вокруг его шеи, ее губы прижимались к его. Дикий жар взорвался в ее голове, наполнил ее. Его поцелуй был отчаянным сначала, немного неуверенным, его рот изучал ее губы. Но у нее не было терпения.
Она схватила его лицо, целовала его снова и снова, сильнее, голоднее. Он застонал в ответ, его ладони двигались по ее спине, отыскали голую кожу ее плеча, шеи. Боль раны была забыта. Его прикосновение вызывало мурашки от радости на ее спине, и ей пришлось отодвинуться и поднять голову, чтобы вдохнуть.
Но он не остановился. Огонь уже горел. Его рот двигался по ее челюсти к ее шее, и каждое прикосновение его губ и зубов к ее коже вызывало пугающие ощущения в ней. Она закрыла глаза, откинула голову. Пальцы запутались в его растрепанных волосах, пульс колотился рядом с его губами.
Это было слишком. Этого было мало.
Ее ладонь скользнула по его шее к плечу, к груди. Он тоже был без кожаной брони, и она ощущала твердость его мышц под грубой тканью туники. Она потянула за шнурки, потом раскрыла его рубаху, чтобы прижаться ладонью к его пылающей коже.
Заряд пробежал по его телу. Фендрель отпрянул, раскрыв рот, губы были темными и опухшими в ночи.
— Холлис, — выдохнул он. Большая ладонь легла на ее ладонь. Она ощущала биение его сердца под рукой.
А потом он сжал пальцы и убрал ее ладонь.
— Фендрель, — прошептала она, задыхаясь, словно только что бежала изо всех сил. Ее кожа горела, и она помнила все места, где касались его губы. Она пыталась думать, пыталась говорить. — Прошу, я не…
Он покачал головой.
— Это запрещено, — его слова были полны боли. — Орден. Если они узнают об этом, о нас… нам конец.
Она знала, что это было правдой. Всегда знала.
Но в этот дикий беспечный миг ей было все равно. С тихим скулением она попыталась поймать его лицо и притянуть его губы к себе. Он отвернулся от нее, укутался в плечи. Он будто закрылся кирпичной стеной.
И все. Это все, что она могла ожидать, на что могла надеяться. Несколько поцелуев, и он отвернулся.
Тайна раскрылась. Она не могла уже отрицать, притворяться, что этого не было. Она любила его. Любила со всей отчаянной силой этого мира. И он ее любил, она это знала. Знала уже какое-то время.
Если бы она могла скрыть правду от себя, отрицать ее достаточно долго, может, ей удалось бы задушить любовь. И это не причиняло бы ей боль. Но теперь любовь цвела в ней, пульсировала жизнью и болью.
Холлис прижала ладонь к сердцу, которое билось быстрее, чем раньше, но с болью, которую было сложно терпеть. Казалось, оно вот-вот разобьется пополам. Она пыталась говорить, позвать его, но губы двигались беззвучно.
— Прости, Холлис, — донесся до нее его голос, что был мрачнее ночи. — Я не могу рисковать твоей жизнью или моей. Там нужно еще много достичь. Нужно еще…
Она не хотела больше слушать.
Она побежала к хижине, вошла в низкий дверной проем. Она обогнула костер в центре, перешагнула спящего Пророка и забилась в дальний темный угол. Там она сжалась в комок, укуталась плащом с головой и позволила горячим слезам побежать по щекам.
Она долго не могла уснуть.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Кампионарра тянулась под его ногами, плодородные фермерские угодья расходились на мили в стороны, сколько он мог видеть.
Симон стоял на вершине последнего холма дороги в горах. Внизу был знакомый и чужой пейзаж. Он много раз раньше проезжал по этой дороге, направляясь в каструм Ярканд, чтобы посоветоваться с венаторами там. Венатрикс-домина ди Гласвин была его сестрой по охоте тогда, и он ценил ее мнение, часто спрашивал ее совета в сложном деле за годы Ведьминых войн.
Казалось, это было давным-давно. И тогда он был другим, ему не нравилось даже признавать, что та версия существовала. Но он не мог сбежать от той версии себя.
Он прищурился. Вдали на горизонте он будто уже видел башни каструма. Это была иллюзия, уловка для взгляда. Но ощущалось реально… а Симон уж точно знал, какими реальными бывают иллюзии.
У него был шанс восстановить свой статус в глазах Одиль. Шанс оправдать себя в своих глазах. Шанс смыть невинную кровь с его рук. Только кровь могла смыть кровь. Так что он предложит смерти этих эвандерианцев как жертву Новой богине.
Даже Холлис.
Особенно Холлис.
— Милорд! — юноша, Вульфар, если Симон правильно помнил, приблизился к нему справа. Его тень Элементаль мерцала силой в его душе, и Симон видел ее четче, чем лицо парня. — Я только что проверил на востоке. Там нет следов эвандерианцев или Пророка. Возможно, что они уже покинули горы и добрались до каструма?