Стоило им подойти ближе, как смех даже самых шумных слуг, моментально затих.
Один из солдат — единственный у кого вместо копья был меч, висящий в ножнах — отделился от отряда, и зашагал к Энжи и подошедшему ближе Байрону. Приблизившись, он снял с головы массивный шлем, и ударил себя в грудь свободной рукой, отдавая честь. Остальные солдаты, будто тени, повторили действие за своим командиром.
— Мы ждали вас, миледи Тан Гурри, — начал он, отвесив не очень низкий поклон, — Я — Сквер, лейтенант на службе мэра Олси. Мне поручено сопроводить вас до ратуши Иль’Пхора.
— Почему нас встречают солдаты? — грубо перебил его Байрон. — Я думал, мы доберёмся до площади на транспорте. Мы задержались в пути, и у нас нет времени для дополнительных церемоний.
— Прошу прощения, — солдат снова слегка качнул головой. — Таков приказ мэра Олси. Мы не собираемся вас задерживать. Автомобиль уже подан. — Он кивнул в сторону нескольких повозок, стоявших в отдалении. — Мы будем лишь сопровождать вас.
— Мэр чрезмерно любезен, — ответил Байрон без всякой радости.
— Он заботится о вашей безопасности и безопасности её высочества мисс Тан Гурри, — не заметил сарказма солдат. — Сейчас не самое спокойное время.
— Не самое спокойное? — удивился Байрон. — Я думал война здесь давно закончилась.
Солдат помрачнел на секунду, а затем лишь махнул рукой в сторону дороги.
— Прошу, пойдёмте за мной. Праздник уже начался, поэтому нам следует поспешить.
Он провёл Энжи и Байрона мимо повозок, запряжённых карусами, к чёрному с красным автомобилю. Энжи лишь раз видела такие — их собирали только на Иль’Пхоре. Сложность конструкции и узкая специализация не принесла им популярности. На Царь-древе дорог для них не было, а большинство островов королевства можно было пройти поперёк за несколько часов.
Сама принцесса обошлась бы и простой повозкой, но факт особого к ней обращения, оказался приятным. Солдат распахнул перед ней стальную дверцу, которая еле слышно скрипнула, и перед принцессой предстал чёрный, как ночь, кожаный салон. Байрон залез внутрь первым, что-то буркнув себе под нос, и за ним в машину села Энжи, устроившись на отдельном мягком кресле рядом. Оно оказалось скользким и холодным, но, на удивление, удобным.
Лейтенант Сквер сел напротив, закрыв за собой дверь. Служанки Энжи молча смотрели на автомобиль, в который их не пустили, и Энжи, к своему стыду, почувствовала радость. Многие девушки, которые ей служили, были одного с ней возраста или старше, и порой могли забыться. Но этот автомобиль отчётливо показывал им, кто она такая.
— Трогай! — произнёс солдат, постучав по стеклу, разделяющему салон с водительским креслом. Мотор загудел, заставив автомобиль еле заметно задрожать. Спустя ещё секунду раздалось несколько громких хлопков, и машина медленно двинулась по улице.
— Из-за вас мы точно опоздаем, — тихо произнёс Байрон, не изменившись в лице. Даже на этом мягком кресле он сидел, поддерживая идеально ровную осанку.
Энжи отвернулась, уставилась в окно, наблюдая, как мачты кораблей, скрываются за крышами домов, украшенных яркими лампочками.
— Ничего, — весело произнесла она. — В конце концов, я принцесса и имею право немного задержаться. Да и потом, уверена, без нас никто не умрёт.
Глава 1. Первый день зимы. Аллек
Иль’Пхор умирал.
Аллек Болло, которого подчинённые называли капитаном, невольно вздрогнул, когда Сейлон Хар Олси произнёс это со сцены. Мэр сказал это громко и чётко, а затем замолчал, давая гробовой тишине поглотить главную площадь города. Несколько долгих секунд все молчали, и лишь затем по прибывшей на праздник толпе, разошёлся тихий ропот.
Будто собираясь добавить моменту значимости, вдалеке зазвонил колокол городского собора, сообщающий, что зима наступила.
Аллек отошёл на шаг, натянув верёвку, и чуть было не выронил крошечное лезвие, которое прятал в руке всё это время. Несмотря на то, что объявление не стало для него неожиданностью, на секунду момент поглотил его, и реальность немного отдалилась, давая ему забыть о своём нынешнем положении.
Капитан в светло-серой тюремной робе, стоял на огромной сцене.
Ближе к зрителям декламировал свою речь мэр Олси, который теперь пытался утихомирить возмущённую толпу. Рядом с ним устало переминались с ноги на ногу два его сына, положив руки на эфесы мечей, висящих на поясе. Аллеку же досталось не менее прекрасное место для наблюдения. В глубине сцены, среди ещё десятка человек, в точно таких же робах, со связанными руками. Среди пленников, осуждённых на смерть.