— Сисси, я, право, не пойму, чего так опасается или о чем так волнуется твой отец. Меня же оправдали.
— Па говорит, что ты всю свою жизнь будешь иметь пометку.
— Я не сделал ничего дурного.
— Па сказал, что ты и старик должны были не идти в горы, а оставить дело закону.
— Меня тошнит от его слов. Ты-то сама, что скажешь?
— Я же говорю, что мне очень хочется куда-нибудь выходить, а без битья это невозможно. Если только…
— Если только что?
— Если только мы не поженимся. Тогда ему будет не к чему придраться. Если мы поженимся… Ты куда?
— Прощай, Сисси.
— Черт. Значит, так просто. Раз — и все. И даже не поцелуешь?
— Нет.
Старлайт вышла замуж в июне, в день, когда в вышине лениво проплывали облачка, а легкий ветерок шуршал складками ее платья и откидывал назад со лба длинные волосы. Уайя видел, как дрожало ее тело во время церемонии, напряженное, словно тетива лука, но знал, что она счастлива.
Рядом с ней стоял Натан Берд: в новом костюме и с повязкой на правом глазу. Уайя смотрел, как он нежно дотронулся до Старлайт, ведя ее к месту, где стоял священник.
Свадьба была устроена на манер белых, по причинам, которых, кроме Старлайт, никто понять не мог. Она надела бежевое платье с более темным платком и в руках несла букет горных цветов. Уайя знал, что под складками платья прячутся мокасины, а ожерелье сделано на старый манер — из семян, — как делали их предки до того, как европейцы привезли в Америку стекло и бусы. Из-за Таводи — они опасались, что он все равно не покажется, — церемонию проводили на небольшой просеке, недалеко от города. Уайя в своем единственном костюме стоял рядом с врачующимися, а Таводи как изваяние застыл под деревьями на границе просеки. Но юноше все-таки казалось, что старик радуется.
Остальными гостями были белыми из городка — в основном, шахтеры — и чистокровные индейцы, знакомые с репутацией Таводи. Последние пришли прямо с работы, в подобающей одежде, но украшенные ожерельями из перьев. Тут и там проскальзывали высокие сапоги из оленьей кожи старинного покроя или юбка, разукрашенная фазаньими перьями. Оглядывая пришедший народ, Уайя ловил на себе любопытствующие взгляды и знал, что именно думали эти люди. Что именно говорят они о нем, встречаясь между собой.
Взглянув на мать, Уайя подумал о том, что никогда ранее не видел подобной красавицы и что теперь, когда разбирательство с делом Лаутонов позади, она наконец будет счастлива. Он знал, что долгие ночи после этого она лежала без сна, но то ли она переживала случившееся, то ли за него беспокоилась — этого Уайя знать не мог. Зато знал, что о них говорят в городе: что семейка эта растит убийц, воспитывает убийц, ибо теперь они все: Таводи, Старлайт и он, Дэйн, — убили по человеку. Он позволил мыслям поплыть вспять…
Тяжелая пуля снесла Лаутону заднюю часть черепа, и толстое тело отбросило назад, но даже во время его падения Уайя взводил курок «марлина». — Тут встряхнулся Таводи и склонился над телом. Уайя подошел, взглянул и почувствовал, что его выворачивает наизнанку. Он сжал зубы, сглотнул слюну и заставил себя смотреть. Мозг и кровь повсюду — и запах смерти…
— …берешь ли ты, Старлайт, этого мужчину, Натана…
Они похоронили Лаутона на том самом месте, где он упал, вырыв неглубокую могилу. После этого Таводи сорвал ветку и пометил место могилы, затирая осколки черепа в грязь. Все то время, пока они рыли, шел сгущая сумерки, дождь. Похоронив Лаутона, они отметили изголовье и ноги камнями, уверенные в том, что шериф со своими людьми захотят вырыть тело.
— …пока смерть не разлучит вас?
Они с дедом провели мокрую и холодную ночь под навесом — последней частью хижины, оставшейся нетронутой. Под навесом лежало несколько инструментов, которые они выкинули под дождь, а затем, прислонившись к стене, уселись на землю и задремали. Где-то перед рассветом старик спросил Уайю, как он себя чувствует. Юноша сказал — не знаю.
— Это очень тяжело — вот так убить человека, — сказал Таводи. — Но еще хуже, когда он убивает тебя. — И больше старик никогда об этом не упоминал.
— …мужем и женой. Можете поцеловать невесту.
В последовавшей затем сумятице поздравлений Таводи ускользнул от всеобщего внимания, отвел жениха и невесту в сторону, положил им руки на плечи и, повернувшись к Уайе, спросил:
— Скажи, что ты видишь?
— Сплошное счастье, дедушка, — ответил юноша ухмыляясь.
Старик наклонился и прошептал Дэйну на ухо: — Буду ждать тебя в хижине. — А что видит волк? — спросил он дальше.