Он подтянул карабин повыше и скользнул чуть ближе к вершине холма. Взглянул на солнце: с этой стороны — никаких проблем. Небо начало затягиваться сплошной пеленой туч. Значит, может пойти снег. Ветер, зародившийся на какой-нибудь плоской и унылой, как стол протестанта, маньчжурской равнине, взбивал на земле маленькие пыльные вихри. Земля утреннего спокойствия. Дэйн расстегнул верхние пуговицы боевой куртки и, несмотря на холод, прижался грудью к земле, принявшись обдумывать возникшую проблему. Земля здесь была ровной и открытой, но ему надо было добраться до кряжа.
Он потянул карабин за собой и отправился в обратное путешествие вниз по холму. Укрывшись за выступом, Дэйн поднялся на ноги и пошел до бункера, где и спрыгнул в траншею. Пригнувшись, он побежал к НП.
На пункте сидел одинокий морпех — огромный негр. Он не слишком удивился, увидев Дэйна, и приветствовал его, по-южному растягивая слова. Затем вернулся к рассматриванию поля через перископ.
— Я слышал, что ты прибыл, Дэйн.
Дэйн кивнул.
— Что там видно?
— Блин, да не так уж и много. Прошлой ночью высылали разведку, так и они ни черта не вынюхали. — Он ткнул перископ. — Через это дерьмо ни фига не видать, и в бинокль ни фига не видать — нигде ни фига не видать.
— Дашь потом и мне посмотреть.
На НП было уютно. Огромный негритос сидел прямо на земле, прислонясь к мешкам с песком, поставленным стеной. И для Дэйна осталось местечко, где примоститься. На секунду ему очень захотелось подольше остаться в тепле и спокойствии НП, но он прекрасно знал, что оставаться здесь долго ему нельзя.
— Ты ведь не чистокровный белый, правда, Дэйн? — внезапно спросил негр.
— Правда.
— Мексиканец?
— Нет.
— Индеец?
— Да.
— Какого племени?
— Аниюнвийя.
— Чего-чего?
— Его еще называют чероки.
Молчание.
— Забавно, тебе не кажется?
— Что забавного? — спросил Дэйн, вытягиваясь и устраиваясь поудобнее.
— Ты индеец. Я негр. А белые офицеры заставляют нас воевать против банды желтопузых.
— Думаю, что забавно.
— Глянь-ка сюда, — сказал негр и, сунув руку в боковой карман, вытащил из него что-то, напоминающее рождественскую открытку. Протянул Дэйну. Тот прочитал:
«Поздравления от Народной Китайской Армии
Какой бы ты ни был расы, цвета или вероисповедания,
Все люди — братья, так и знай.
И ты, и мы хотим жить в мире.
Ступай домой — войне конец»
Дэйн расхохотался.
— Откуда это у тебя?
— Да было раскидано повсюду, когда мы сюда поднялись. Блин, я не верю ничему из того, что они талдычат. Но я не верю и другим, которые талдычат мне противоположное.
— Да, мне кажется, это довольно странная война.
— Говно.
— Слушай, — сказал Дэйн. — Я собираюсь добраться во-он до того возвышеньица. Сделаешь мне любезность?
— Разумеется.
— Передай всем подразделениям на линии, что я вышел на охоту. Поэтому: никаких патрулей до моего возвращения, никакой самодеятельности, ибо я буду стрелять во все, что движется рядом с высоткой.
— Хорошо. Все?
— Передай дословно: буду стрелять во все, что движется рядом со мной.
— Ладно, — ответил блэк. Он помолчал. — Ты, похоже, очень крут, не правда ли?
— Просто передай то, что я тебя попросил.
— Твердолобый сукин сын.
Дэйн вышел наружу и пошел вниз по холму налево, скрываясь в высокой траве. Шалфей был лучшим из того, что можно было отыскать, но он не очень сильно укрывал Дэйна. Он снял шлем, положил в него бинокль и оставил их в траве, приметив, где именно. Шлем Дэйн ненавидел: от него болела голова.
Долго он изучал простирающуюся впереди землю, а затем лег на живот и пополз.
Час спустя.
Семьдесят пять метров пройдено. Небо потемнело, и Дэйн мог с уверенностью сказать, что скоро пойдет снег. Он подумал о снеге, и на ум моментально пришел Таводи, потому что старик очень его любил, говоря, что зимой лучше всего охотиться, быть живым. Да, он — Дэйн — был жив и охотился в данную секунду, но ему хотелось кое-что сказать старику. Присовокупить, так сказать.