— Нгуен.
— Да. Просто я должна вернуться — и все. Вернуться, забрать Нгуен и убежать.
— А затем?
— Я вернусь. Оставлю ее на Гавайях и вернусь, пока не пойму, что сделала все от меня зависящее! Все, что могла! И только после этого уеду совсем.
— Понятно, Сара. Тебе не кажется, что мы только что завернули за угол?
— Не понимаю.
— Ну, ты с большим трудом понимаешь то, что делаю я, а теперь и у меня с этим твоим делом возникли проблемы. Может быть, когда-нибудь в будущем…
— Прости, Дэйн.
— Нет, все в порядке. Я узнаю, когда ближайший самолет. Поедем ближе к вечеру, хорошо?
— Черт, наверное. Ты, что разозлился? Я тебя обидела?
— Ничего, выживу.
Кордон военной полиции загородил вход на улицу, где жила Сара. За заслонами и кучкующимися полицейскими можно было видеть лежащий в руинах квартал.
Машина, в которой они ехали, остановилась. В мгновение ока Сара выскочила из нее и понеслась к баррикадам. Дэйн очутился за ее спиной, когда воен-полы увидели мчащуюся женщину и взяли винтовки наизготовку. Дэйн кинулся вперед, обогнал Сару и прокричал:
— Я — полковник Дэйн, пропустите сейчас же!
Полицейские отошли, и Дэйн услышал полустон, полувсхлип Сары, подбежавшей к громоздящимся обломкам, которые когда-то были ее квартирой. К тому времени, как Дэйн подбежал к ней, она стояла совершенно тихо с белым, словно мел, лицом, разглядывая искореженный бетон. Дэйн оставил Сару возле руин, а сам подошел к ближайшему полицейскому.
— Что случилось?
ВП оказался высоким подтянутым негром.
— Вьетконговский минометный огонь, полковник. И терроризм тоже. Какой-то человек, живший в этом вот доме, — он указал на дом, в котором жила Сара, — убил всю семью, а затем подложил мины. Когда они взорвались, коммунисты принялись лупить по этому кварталу из минометов. Смели все подчистую.
Дэйн почувствовал, что в груди у него похолодело.
— Где можно ознакомиться с рапортом по этому Делу?
— Расследование проводила вьетнамская полиция, но мы, со своей стороны, тоже не зевали. Наше следствие, по-моему, удалось лучше. Можете поговорить с полковником Вандермеером — думаю, что вам он известен.
— Да, — ответил Дэйн медленно, — я знаю кто он.
— Все произошло вчера вечером, — солдат развернулся и осмотрел улицу. — Эта дама, что жила в этом доме?
— Да.
— Так это ее старался разыскать полковник Вандермеер. Отвезете ее сами или позвать кого-нибудь?
— Вызовите «джип». Я отвезу ее.
Он повернулся и увидел бегущую, к нему Сару.
— Дэйн…
— Сара, пока что ничего не известно. Поехали, я отвезу тебя в штаб и посмотрим, что сможем выяснить. Не делай скоропалительных выводов, прошу тебя.
— Она мертва. Я знаю.
— Нам еще ничего не известно. Давай, забирайся в «джип».
Через несколько кварталов Дэйн увидел низкое бетонное здание, двор которого был забит военными полицейскими. Полковник Вандермеер — плотный, делового вида мужчина — сразу же отметил их прибытие.
— Прошу простить за неразбериху, — сказал он. — Могу я предложить вам кофе?
Сара была пепельного цвета.
— Что произошло?
Вандермеер взглянул на лежащий на столе рапорт.
— Мне кажется, мисс Сандерленд, вам лучше присесть, — сказал он спокойно.
Сара вскрикнула и повалилась назад. Дэйн подхватил ее и посадил на стул. Она прижала к глазам руки и, словно обезумев, смотрела сквозь пальцы. Потом начала всхлипывать.
Вандермеер прочистил горло и взглянул на стоящего за стулом, на котором сидела Сара, Дэйна.
— У семейства Фан был слуга…
— Лаосский раб, — проговорила Сара прерывающимся голосом.
— Оказался террористом. Перестрелял всю семью…
— Боже мой, Боже… — Сара спрятала лицо в ладонях.
— …а затем расставил вокруг дома мины. Похоже, что Фаны были политически ориентированы против коммунистов и Вьетконг поставил их в список подлежащих уничтожению. Лаосец взорвал здание, что и стало сигналом для начала минометной атаки. Для него это было суицидальное задание. А Вьетконг терроризировал город, так что для них это была психологическая победа.
— Полковник, — кошмарным шепотом поинтересовалась Сара, — а кто именно погиб в семье Фана?
— Все погибли, — ответил Вандермеер. — Дед, совсем старик. Родители. Сестра жены. Трое детей — два мальчика и девочка — Лет тринадцати-четырнадцати. И совсем крошечная малютка — девочка лет трех-четырех.
Сара потеряла сознание.