Через несколько часов после того, как стемнело и Дэйн укладывался спать, появился Донован. Выглядел он несколько оробевшим, зато более трезвым. Открыв по последней бутылке пива, они сели друг против друга в свете керосиновой лампы и стали потихоньку переговариваться.
— Давайте еще по пиву, — сказал смеясь Донован.
— Открывай, — согласился Дэйн и Донован налил.
— Черт побери, полковник! — хлопнул себя по лбу Донован. — Я же едва не забыл о почте.
— Ты имеешь в виду донесения? Это может подождать.
— Да нет, почту. Письмо. — Он встал, подошел к столу, находящемуся в дальнем углу, и вернулся с письмом. Протянул его Дэйну.
Дэйн прочитал его дважды, внезапно встал и подошел к двери хижины, выглянув в ночь. Через некоторое время он услышал робкое покашливание Донована.
— Плохие новости, полковник?
— Рано утром подготовьте вертолет, — сказал Дэйн. — И принимай командование над лагерем.
Письмо от Старлайт было скупым.
Можешь приехать? И побыстрее? спрашивалось в нем. Таводи умирает.
Рассвет начался внезапно, развеяв серебро восхода и алые полосы восходящего солнца. Для Дэйна он был все равно, что стрела в сердце.
— Напиши для меня стихи, как ты делал раньше. Я возьму их с собой завтра, — попросил Таводи вчера, лежа на кровати.
— Я сделаю, как ты просишь, дедушка.
Дэйн встал и оделся, набросив макино, которое одолжил ему Натан, и завязав пару старых ботинок. Потом взял «марлин» с восьмигранным стволом и пошел к «джипу». Дед уже находился в машине, открыв все окна и смотря прямо перед собой.
Дэйн сел в «джип», кивнул деду и завел двигатель. Они отправились в хрустящее, словно бы первое в жизни утро. Деревья сгибались под тяжестью снега. Сосульки сверкали r утреннем солнце.
— Чудесное утро, — произнес Таводи.
Дэйн взглянул на него. Старик был одет в старые джинсы, хлопчатобумажную рубашку, мокасины. На голове была повязана старая лента. Он вез с собой одеяло и небольшой мешочек на ремне из сыромятной кожи.
— Не стоит так кукситься, Уайя-юнутци. — Старик улыбнулся.
— Мне будет не хватать тебя, дедушка, — прошептал Дэйн. На сердце лег свинец, в мозгу метались обрывки мыслей о том, что предстоит сегодня сделать.
— Хорошо вспоминать предков, — кивнул Таводи. — Но не стоит делать этого слишком часто.
«Джип» несся сквозь морозное утро — единственный движущийся объект в белой глуши. Вечнозеленые растения казались зелеными ручьями на холмах из белой бумаги, и над всем этим — небо, словно отлитое из голубого металла. В «джипе» их дыхание повисло в стылом воздухе. Дэйн чувствовал, как холод проникает ему прямо в кости, но Таводи, казалось, мороз вообще не трогал. Его быстрые внимательные глаза впитывали в себя каждый сантиметр пути, и Дэйну показалось, что на выдубленном лице блуждает тень улыбки.
Они доехали до конца грязной дороги. Теперь — поход к горной хижине. Старик выбрался и, не произнеся ни слова, пошел наверх. Его мокасины моментально промокли от тяжелого снега. На плечо он перекинул одеяло, на шею повесил мешочек и, казалось, плыл все выше, даже не оставляя следов.
Дэйн двинулся следом, и они поднялись в холодный, чистый, безмолвный мир. Свет отражался от снега.
К середине утра они добрались до хижины, и старик, остановившись перед ней, присел на корточки в снегу. Дэйн встал перед дедом, чувствуя, как бешено бьется сердце. Оно, казалось, было готово разорвать грудь и выскочить наружу.
— Осталось сказать очень немногое, Уайя-юнутци. За нас все сказано нашими жизнями. Ты доставил мне необычайную радость: мы обо многом узнали вместе, и ты очень много значишь для аниюнвийя. Думаю, что наши предки довольны тобой, ибо из всех ныне живущих аниюнвийя, ты — самый похожий на древних воинов.
— Это великая похвала, дедушка.
Таводи протянул руки и взял его ладони в свои.
— Мой дух жаждет отправиться в путь.
Дэйн расстелил на снегу одеяло, сложив его в несколько раз. Таводи встал и разделся, и Дэйн увидел, что он носит старинную набедренную повязку из оленьей кожи с древними символами. Мокасины и головную ленту он оставил, а затем сел в центре раскинутого одеяла со свисающим с шеи ремешком, на котором висел мешочек.
Таводи посмотрел на внука и протянул руку. Дэйн отдал ему стихи, написанные вчера, и дед положил их в мешочек,