— Хорошо, — сказал Босуэлл, заканчивая таким образом разговор. — Я попрошу полковника Дэйна прибыть немедленно для повторной встречи с вами. Где вы остановились?
— В Удоне, — ответил Лайонс. — Комнаты над пекарней.
Босуэлл кивнул.
— Когда вы сможете снова здесь появиться?
— Только позоните, — сказал Лайонс. — Мы будем ждать сигнала. Как вам кажется, вы возьметесь за эту работу?
— Да, конечно, — кивнул Босуэлл, думая о Саре Сандерленд. — Можете на это целиком и полностью рассчитывать.
У дверей оба посетителя словно по команде разверзлись, и Лайонс проговорил голосом, полным дурных предчувствий:
— Видимо, это будет нам стоить больших денег?
— Безо всякого сомнения, — удовлетворенно откликнулся Босуэлл.
Теперь даже Уитни — несмотря на всю свою амбициозность, напыщенность и самоуверенность — признавал, что ситуация стала отчаянной.
Ежедневно все больше и больше кхмерских крестьян и их семей приходило к миссии. Они собирались за оградой. С каждым днем слухи о приближающихся вьетнамцах становились все более и более угрожающими. А в один прекрасный день, все, кто мог ходить, вышли из госпиталя и присоединились к своим семьям за оградой или же отправились к границе, хотя это и было опасно.
Вскоре, они услышали стрельбу. И это было недалеко.
Следовало уходить — и чем быстрее, тем лучше. Если ничто не поможет и Уитни останется глух к ее просьбам, ее мольбам, то она решила через несколько дней сама вывести людей из ворот и отправиться с ними к границе.
С каждым днем отрядов Красных Кхмеров становилось все меньше и меньше в округе, что означало, что вьетнамцы приближаются. К этому времени они расползлись практически по всей стране, и теперь даже подходы к границе могли быть перерезаны.
Но Уитни предпочитал бездействовать и вводить всех в состояние, близкое к помешательству,
Персонал не знал, что говорить кхмерам, чтo объяснять больным, как скрыть очевидное.
Страх был заразителен.
В тот момент, когда Сара открыла глаза, она его почувствовала, почувствовала не только, как что-то зарождается в душе, но и то, как оттуда, из-за ограды и из-за брезентовых стен палатки, на нее наваливается ужас, культивируемый огромным скоплением кхмеров, и сразу же подумала: придут сегодня вьетнамцы или нет? Она встала, умылась и почистила зубы очищенной водой из мешка, а затем подошла к выходу из палатки. И тут ей почудилось, что какая-то группа людей проталкивается сквозь толпу стоящих молча кхмеров. По крайней мере, это не вьетнамцы: эти бы вошли со стрельбой. Нет, кажется, это еще одна группа крестьян, видимо, фермеров, старающихся пробраться в миссию в глупой надежде на то, что здесь им предоставят какое-нибудь убежище. Сара с печальным любопытством наблюдала за людьми.
За первой группой пробивалась вторая: все люди были одеты в груботканные штаны и рубахи тех людей, которые не признавали традиционных кхмерских саронгов. Сара застыла: люди входили за ограду и растекались налево и направо. О, Боже, это Красные Кхмеры. Они вернулись. И только тогда она увидела, что они вооружены до зубов.
Одна группа — Сара подсчитала: их была примерно дюжина — внезапно остановилась, и люди принялись смотреть в разных направлениях, словно в ожидании нападения. Они были вымуштрованы, это она признала. Один из них отделился от товарищей и пошел через лагерь, в его руке небрежно был зажат какой-то автомат.
Походка была спокойная и уверенная. Человек двигался с какой-то текучей грациозностью, похожей на походку животного. Впервые она увидела ее миллион лет назад, в Таиланде.
У Сары перехватило дыхание. Мысли набегали одна на другую, но их смывал поток радости, облегчения, счастья. Она почувствовала, как екнуло сердце, и отринула все страхи и колебания. Она позвала его по имени — всего лишь раз — и выбежала из палатки.
Он остановился в центре лагеря, откуда-то взял и вынул присутствие духа, поставил автомат на предохранитель и положил на землю рядом. Он стоял совершенно неподвижно, но его разум извивался и кипел, когда он увидел, как Сара летит к нему. Вытянул руки.