Затем звон в ушах прекратился, и ночь стала удивительно тихой.
Какие-то руки нежно подняли Сару с пола, и она моментально поняла, что это Дэйн.
Она хотела что-то сказать, но губы ее спеклись от засохшей крови.
— Ничего не говори, — предупредил Дэйн. — Все в порядке. Я держу ситуацию под контролем. — И он побежал. Сара видела лишь танцующую в такт его шагам луну в небе.
А затем провал.
Сара лежала на каменных ступенях, ведущих во внутренний двор, и Дэйн был рядом. Он улыбался, и ночь была нежна. Каждая мышца в ее теле ныла, она чувствовала легкую тошноту, а через несколько секунд навалилась тяжелая тупая головная боль, а после нее — другая, резкая и неослабевающая боль.
— Сара — ни звука. Кажется, у тебя сотрясение мозга. Тебя очень сильно избили. Так что некоторое время полежи спокойно. Скоро, очень скоро, мы уберем тебя из этих мест.
Но ей хотелось сказать ему, и она попыталась выдавить из себя те несколько слов, которые… Дэйн наклонился, чтобы она смогла прошептать ему в ухо:
— Тот сон… тогда, давно… Это был не Таводи.
Она увидела, как он нахмурился в лунном свете.
— Индеец… с амулетом… Это был не Таводи… Это был ты.
Он кивнул, нагнулся, затем поцеловал ее с величайшей осторожностью и нежностью в разбитые губы.
И, прежде чем поцелуй завершился, Сара снова потеряла сознание.
Она очнулась от рева, стоящего в ушах, и невероятной, жутчайшей головной боли. Она лежала на чем-то типа носилок, они двигались, и Сара сразу же поняла, что это такое.
Невероятным усилием она заставила себя приподняться на одном локте. Был яркий день, и сквозь открытую дверь вертолета виднелось чистое, светлое небо.
Напротив, мрачно наблюдая за ней, сидел, скорчившись на своем сидении, Уитни Мэйсон. Сара встревоженно огляделась, едва замечая медсестер миссии, — одну всю замотанную бинтами, — увидела двоих врачей и молодого человека с ясными глазами и лычками майора.
Она медленно поворачивала голову, зная, что его здесь не будет… его й не было… и почувствовала, как слезы начинают течь по лицу, а затем их соленый вкус на разбитом лице и губах.
Молодой человек склонился над ней.
— Сара?
Она, чувствуя невероятную пустоту внутри, кивнула.
— Меня зовут Питер Босуэлл. Я буду за вами присматривать. Приказ полковника.
— Где..?
Челюсть майора поджалась, лицо посуровело.
— Прикрывает отход вместе с остальными солдатами. Они задерживают вьетнамцев, чтобы дать кхмерам время рассредоточиться и смешаться с другими беженцами. Он знает, что, если ваших кхмеров поймают, их немедленно казнят за пособничество в вашем побеге.
— А они смогут выбраться? — прошептала она.
Босуэлл взглянул на нее спокойными серыми глазами.
— Не знаю. Видите ли, там создалась крайне невыгодная ситуация. Нам повезло, что мы смогли вытащить вас оттуда.
— Боже, Боже, — проговорила она. Сара протянула руку, и Питер взял ее в свои. Почувствовал, как ее трясет: она беззвучно плакала. Через некоторое время Сара спросила:
— Он просил что-нибудь передать?
— Сара, мы очень торопились. Но он дал кое-что для вас.
Он нагнулся и повесил что-то ей на шею. Даже не смотря, она знала, что это такое.
Амулет, серебряный крут на цепочке, а в нем было вырезано животное на охоте, сделанное с таким мастерством и силой, что, казалось, оно выплывает из холодного металла и оживает с изяществом и красотой, присущими только ему одному.
Волку.
Еще полчасика, думал Дэйн, и вьеты могут пописать в свои собственные шапки. Чего же они ждут?
За ним последние кхмеры — не считая тех, что умерли от огнестрельных ран, от голода, от Индокитая, — исчезли из вида, уходя по направлению к основным дорогам, на Запад. Через несколько минут они сольются с остальными оборванными и голодными беженцами, двигающимися к границе — вьетам ни за что не вычленить тех, кто помогал эвакуировать миссию.
Еще полчаса, но вьеты могли нагрянуть в любую секунду.
Чего же они ждут?
Он слегка передвинулся, чтобы иметь лучший обзор над храмовой стеной. Со времени последней атаки, когда прибыли два вертолета, вьетнамцы были на удивление тихи. Дэйн, ухмыльнувшись, сверился с часами. Двадцать минут, нy, от силы двадцать пять.
Вьетнамские солдаты залегли метрах в двухстах от наружной стены храма. Они попросту окопались, понимая, что лезть ночью напролом — самоубийство. Перед рассветом они отошли. Когда появились вертолеты, вьеты ударились в панику, но они приземлились на заднем дворе: первый мог действовать как боевая машина прикрытия, но пилот принял верное решение и тоже приземлился вслед за вторым. Дэйн погрузил в вертолет Сару и миссионеров, а в боевой корабль — наиболее тяжело раненных наемников и радостно наблюдал за тем, как они улетают к Таиланду, к свободе. Вьеты попытались было популять в тяжелые вертолета из своих автоматов, но без толку, зато им удалось убить одного из оставшихся на земле наемников.