Уайя-юнутци полусидел-полулежал, опершись на грязный бережок извивающегося ручейка, протекавшего возле леса. Он посмотрел на потрескавшуюся грязь и только тогда понял, что никакого ручья здесь не протекает, — сейчас сухой сезон. В короткие мгновения прояснения он слышал, как артиллерия все еще продолжает разрывать на части старый храм, но слышал и звонкий голосок маленькой птички, радовавшейся солнечному дню и свету.
Поначалу боль накатила такой кошмарной волной, что ему пришлось запрокинуть голову назад, сжать зубы и зажмуриться, чтобы только не заорать. Потом она утихла, но вскоре вернулась. И так продолжалось вновь и вновь. Через какое-то время промежутки между накатывающейся болью начали удлиняться, и в один из них перед ним появилась Старлайт с нежной улыбкой и успокоением столь неуловимым, что он едва смог его почувствовать. Уайя снова был маленьким в хижине, и бледная зимняя луна поднималась над вершиной холма, а в щели между незаконопаченными бревнами врывался ветер. А Старлайт пришла затем, чтобы согреть его и прогнать прочь дурные предчувствия предутренних часов.
Затем появилась Сара: свежая, как весеннее утро, со светящимися от солнечного света волосами, с полураскрытыми губами и глазами, полными обещаний. Она встала рядом с ним на колени и, пригнувшись к самому его уху, стала говорить о любви и о том, чтобы он не обращал внимания на боль.
Но она все равно накатила, и Дэйн выгнулся, мгновенно покрывшись потом, выжигающим широко распахнутые глаза. Затем он, видимо, уснул, потому что проснувшись, почувствовал себя легче, а в небе сияли звезды — словно холодные кристаллы, безумно красивые и чистые.
Он почувствовал чье-то присутствие, и сердце его сжалось.
Таводи.
Старик, как всегда подтянутый и стройный, двигался с легким изяществом, без усилий ставя один мокасин перед другим, — глаза его, изумительно молодые и сияющие, посверкивали из-под вороньей налобной повязки. Дед подошел неслышно, как ветерок, и протянул Уайе руку. Уайя. потянулся к ней. Внезапно он почувствовал себя свободным и сильным и от ощущения теплоты и силы, исходящей из руки Таводи, расхохотался.
Дед поднял Дэйна на ноги и указал вперед.
Уайя увидел у горизонта волков, которые быстро приближались, ноги сливались в единый веер, а морды кивали в такт ритму смертельной и красивейшей в мире погони. Волки были разных цветов, размеров и возраста, но бежали единой стаей, и, когда они подбежали ближе, Уайя почувствовал ветер, поднявшийся от их гонки, и в ночи прозвучал их торжествующий и дикий вой.
Эта песня пронзила ему сердце и, отделившись от самого себя, Уайя побежал с ними, приноравливаясь к шагу, проплывая через ночь и радостно поднимаясь над верхушками деревьев. Когда они вошли в небо, он ощутил величайшую экзальтацию, и песнь его слилась с другими и отдалась эхом от холодных, словно лед, звезд.