— Я тебя не забуду.
— У меня была надежда, что ты все-таки согласишься поселиться со мной. Мы бы притерлись друг к другу… но теперь мне придется все время напоминать тебе о своем существовании. Вот и сейчас ты где-то далеко, не со мной…
Когда она вернулась домой, то переодеваясь, думала над предложением Стенли жить вместе. Она понимала, что он не желает тратить время на ухаживание, но это ее не оскорбляло, он был с ней честен. Она понимала и то, что он больше думает о своем удобстве, но ведь он посчитался и с ее удобством, согласился подождать и не торопить их отношения. Понимала она и то, что он желает сам контролировать их встречи, и была не против этого. К тому же, она не могла не согласиться с его доводами, что при ее режиме работы и его усидчивой исследовательской деятельности, когда он большую часть времени находится дома, они подходят друг к другу.
К тому же, ей нравились такие мужчины, как Стенли, и то, что она не испытывала к нему бурной страсти, ее тоже устраивало. Его деликатный прощальный поцелуй был приятен ей, и она позволила себе немного помечтать о своей с ним жизни. Все придет, и это не минует их. В бурю чувств она не верила. Буря, налетая, уносится проч, разрушая все на своем пути, оставляя после себя опусташение.
Эшли была настроена на то, чтобы терпеливо создавать свои отношения со Стенли, которыми дорожила. Ей было легко с ним, и она надеялась, что и он испытывает подобные чувства и готов помочь ей развить их. Слишком хрупко еще было видевшееся ей счастье, не хотелось бы спугнуть его. Она знала, что счастье не свалится на нее внезапно и вдруг, как это бывает в сериалах, и всегда посмеивалась над внезапностью, показываемых там чувств. "Ах, милая, — говорила ей мать. — Жизнь иногда может выкинуть такую шутку…". Но Эшли знала, в ее жизни не будет неожиданностей, во всяком случае таких, с которыми бы она не смогла справиться и не повернуть в нужную сторону. Она сама будет творить свою судьбу. И Стенли как никто другой подходил для этого: он не довлел над нею, не требовал больше того, что она могла дать.
Взгляд ее упал на пакет с щитом. Сорвав с него упаковку, она долго рассматривала щит, сидя в кресле и вспоминая рассказ Гарди о щитах индейцев. Он оказался на удивление легким, этот щит. Она вглядывалась в переплетение потемневших нитей, а волчьи хвосты, свисающие с обода, лежали на ее коленях.
— Что ты знаешь? О чем молчишь? Что ты видел? — спрашивала она, вглядываясь в хаос созданный перетянутыми нитями. Они гипнотизировали ее внимание, и она начала вдруг улавливать в них некий порядок, который еще чуть-чуть, и она сможет понять.
Волчьи хвосты мягко ласкали ее кожу. Щит завораживал, притягивал, погружал в неведомые прежде ощущения и подчинял. Эшли анализировала свои чувства с холодной рассудительностью, не подчиняясь эмоционально его очарованию. Медленно, но верно пыталась нащупать пульс тайны. И вдруг что-то отступило от нее, отпустило. Она так ясно почувствовала это, будто ей дали свободно дышать.
Очнувшись, она с трудом отвела от щита взгляд и отложила на столик. Есть не хотелось. Хотелось привести в порядок свои мысли, все еще следовавшие за спутанными линиями нитей, и успокоится. Она вспомнила свое раздражение, когда ее взгляд натыкался на облезлое птичье перо, словно на точку, внезапно обрывавшую предложение, лишавшую его смысла, так и оставшимся недоговоренным. Но у самих нитей, как она ни вглядывалась, не было ни обрывов, ни узелков. Странно. Щит перетягивала одна нить, не имевшая ни начала ни конца?
Чтобы отвлечься, она встала и пошла на кухню — захотелось вина. У нее еще оставалась бутылка сухого красного. Она продолжала думать о том, что с ней только что произошло. Точнее не произошло, а то что она переживала. Но можно ли верить чувствам? Она никогда не шла у них на поводу, предпочитая подчинять их своей действительности.
Пытаясь расшевелить прочно засевшую в горлышке бутылки пробку, Эшли вздрогнула от неожиданного звука, нарушившего тишину квартиры. Перехватив чуть не выскользнувшую из рук бутылку, она замерла, прислушиваясь. Но ничего не происходило, больше она не услышала ни шороха. На какую-то долю секунды Эшли явственно почувствовала чье-то враждебное, опасное присутствие, но оно исчезло так же внезапно, как и возникло.
Отругав себя за разыгравшееся воображение, Эшли вновь принялась за бутылку. "Самое время напасть на меня", — иронично подумала она, наконец с натугой вытягивая поддавшуюся пробку. С бокалом выстраданного вина, она вернулась в комнату и с облегчением убедилась, что просто напросто упал со стены офорт. Просто удача, что она его так и не собралась застеклить, а то пришлось бы сейчас собирать осколки, что было бы хлопотно и совсем не к месту.
Подобрав нежную китайскую акварель, обрамленную в золотистый багет, она перевернула его и посмотрела на петельку. Странно, но она оказалась целой, тогда вообще непонятно, как мог рисунок соскользнуть с вбитого в стену крючка. Эшли огляделась. Напротив того места, где на стене висел офорт, лежал щит со свисающими вниз волчьими хвостами. Отпивая вино мелкими глотками, она смотрела на него, раздумывая над странной мыслью, что возможно щит виноват в падении офорта. Причем, кроме этого бреда у Эшли больше не нашлось другого объяснения. Выпив вино, она отправилась спать.
Дробно били барабаны, и ритм их, как биение сердца, все нарастал. Ноги танцующего воина с обнаженным торсом, в легинах, с головной повязкой, за которой были воткнуты ястребиные перья, оскальзывались на крови и останках плоти. Он упорно месил их мокасинами, хотя совсем выдохся и двигался из последних сил. По его темному лицу тек пот. Взгляд остановился. Лицо исказила гримаса страха, но он продолжал танцевать в каком-то отчаянии, забыв о копье и щите в своей руке.
На миг его заслонила темная фигура, со спокойной ленцой, приближавшаяся к танцующему. Тот судорожно начал топать в такт барабанам, стукнул себя в грудь рукой со щитом и, потрясая копьем, издал воинственный клич. Темная фигура остановилась и уперла руки в бока, ее поза выражала нетерпеливое ожидание. Воин вдруг опустил руки, упал на колени и, положив копье и щит на землю, распростерся перед фигурой, раскинув руки в стороны, прижавшись лбом к земле. Фигура, под нарастающий грохот барабанов, начала медленно поворачиваться лицом к Эшли. Что-то неестественное было в ее низком покатом лбе, вытянутой вперед собачьей щеке… Ужас ледяным дуновением прошелся по телу… Она не хотела видеть… Не хотела!
Эшли раскрыла глаза, сразу поняв, что она в своей комнате. Слава богу, это был всего лишь кошмар. Она приподнялась, чтобы взглянуть на часы и обнаружила, что лежит упершись грудью в подушку с раскинутыми в стороны руками и подогнутыми под живот коленями.
С бешено колотящимся сердцем Эшли выскочила из кровати и бросилась из спальни вон. В себя она пришла только в машине. Трясущимися руками кое-как привела одежду в порядок и медленно поехала в участок. В ее ушах все еще стоял ритмичный бой барабанов.