В самом деле, разве не созданы специально для широкого экрана эти раздольные украинские пейзажи, бескрайние поля и сады! Разве не ощущается с особой силой динамика борьбы двух миров, столкнувшихся в последней, решающей схватке!
Композитор Б. Александров написал для фильма много новой музыки, среди которой есть по-настоящему интересные, яркие номера, например, ансамбль в партизанском стане...»
Мне хочется добавить, что музыкально-драматический спектакль, созданный для театра, в экранизации что-то приобретает, но многое и теряет. Главное, теряет атмосферу сиюминутности творчества, живого действия, импровизации, подъема, темна, контакта, непосредственного общения с залом, чего никогда не может дать раз и навсегда зафиксированный вариант экранизации.
«Свадьба в Малиновке» ставится и сейчас, особенно в любительских театрах музыкальной комедии. Она стала моей самой большой любовью, памятью славных, творчески насыщенных лет, памятью встреч с замечательными артистами, певцами и музыкантами. Интерес к ней широкого зрителя радует меня тем, что это, по существу, глубокий интерес современного молодого поколения к героическим страницам прошлого Советского государства, к истории нашего народа.
Выбор пути
Оперетту «Свадьба в Малиновке» я закончил за 30 дней, инструментовка заняла еще меньше времени. 10 ноября 1937 года в Московском театре оперетты состоялась премьера, на которой присутствовал и мой отец. Когда спектакль окончился благополучно для постановщиков, артистов и авторов, разволновавшийся отец обнял меня и сказал:
— И музыка, и пьеса хороши. Дорога тебе открыта, дерзай, сын, твори!
Может быть, это было самой дорогой похвалой, потому что раньше к моим композиторским работам он относился сдержанно. Только когда я написал Концерт для трубы с оркестром, и он был исполнен, А. В. Александров проникновенно и раздумчиво сказал:
— А сын-то у меня способный...
И вот теперь, после спектакля, он наконец-то признал меня как композитора.
Позже мне удалось написать еще несколько музыкальных комедий: в 1942 году «Девушку из Барселоны», в 1946-м — оперетту «Моя Гюзель» (оба спектакля ставил Г. М. Ярон), поставленную в Одесском театре оперетты с участием С. М. Водяного «Кому улыбаются звезды» по пьесе «В степях Украины» А. Корнейчука и другие. Всего семь оперетт, но наиболее радостной была работа над первой из них.
Когда прочел на афише спектакля «Свадьба в Малиновке» свое имя и понял, что он состоится, что оперетта явилась определенным этапом моей творческой биографии, то вспомнил весь путь, который пришлось пройти в искусстве до этого дня, вспомнил учителей, и прежде всего отца, уже в детстве определившего мой склонности к музыке...
...Вот он, с черными как смоль усами и такой же темной прядью волос склонился над нотной бумагой и что-то пишет, старательно выводя нотные знаки. Забравшись на стул, спрашиваю:
— Что ты рисуешь?
Отец гладит меня по голове и говорит:
— Это контрапункт.
Не могу выговорить незнакомое слово, коверкаю его. Тогда он, смеясь, дает и мне лист бумаги, чтобы рисовал свой «контрапункт». Так и повелось в нашей семье — мои каракули на чистой бумаге, на партитурах отца и клавирах назывались «контрапунктом». Много лет спустя Александр Васильевич привез партитуру своей оперы «Русалка», исчерченную в разных местах.
— Это что же, купюры? — спросил, я его.
— Нет, твоя детская работа. Помнишь «контрапункт»?
Отцу нелегко далось консерваторское образование: надо было совмещать работу с учебой. И заполненная до отказа активная жизнь продолжалась до самой его кончины: всегда он был энергичен, педагогическую работу совмещал с творческой, сочинение с концертной деятельностью.
Может быть, те домашние концерты, которые начались еще в Твери, приворожили меня к красивой музыке, к классическим хоровым партитурам, к звучанию прекрасных голосов, инструментов, к творческому отношению ко всему создаваемому в художественном мире и вообще людьми.
Занимаясь с учительницей музыки, разучивая хоровые партии, всегда ощущал атмосферу большой работы, творчества, созидания, настоящего всепоглощающего дела.
Главная моя учеба началась с 1918 года, когда семья переехала из Твери в Москву. Мне было 12 лет. Приехали мы весной и поселились в доме в Соймоновском проезде, где жили многие артисты и хористы Большого театра. Однажды наш сосед П. Тимченко, с сыном которого Николаем я дружил, повел меня прослушиваться в детский хор Большого театра, куда я и был принят. В то время в этом хоре пели дети артистов и музыкантов, а также мальчики из бывшего синодального хора. Помню, что там пели такие впоследствии известные музыканты, как А. В. Рыбнов, много лет работавший в Большом театре хормейстером, а затем и главным хормейстером, и К. И. Сахаров.