Оценить пользу такой учебы мне пришлось позже, когда началась работа над сочинением ораторий, кантат, увертюр, оперетт.
В то время мы были увлечены новейшими течениями в музыке, бредили открытиями австрийского композитора А. Шёнберга и пытались конструировать свои музыкальные теории. Однажды я пришел к Глиэру и решительно признался ему:
— Рейнгольд Морицевич, я изобрел совершенно новую музыкальную систему: мажорное трезвучие звучит не как обычно, опираясь на первую, третью и пятую ступени, а включает и четвертую, повышенную, седьмую пониженную, словом, это открытие.
— Это уже открыто, — спокойно сказал учитель, — но не огорчайтесь, все должны переболеть детскими болезнями.
Я был обескуражен, однако не сдавался.
— Но вот, — настаивал, — у Стравинского, у Скрябина есть свои системы...
Глиэр снисходительно смотрел на меня:
— Стравинский начинал с классических основ, вспомните его Первую симфонию. Когда и вы напишете такую же симфонию в определенных традициях, тогда ищите что-то свое и начинайте экспериментировать. А у Скрябина, если серьезно, вдумчиво просмотреть его сочинения, можно увидеть замечательный образец своеобразного толкования все тех же классических гармоний, логику традиционных концепций. Он новатор, но фундамент у него все тот же — классический.
Мое увлечение Скрябиным в то время было огромным. Переиграл множество его сочинений, разбирал их, анализировал и даже стал писать под сильным влиянием его музыки. Однажды принес в класс опусы в стиле Скрябина и сыграл их. Глиэр прослушал и ничего не сказал, но позже, когда в классе собрались и другие студенты, напомнил:
— Когда вы испытываете во время сочинения, что кто-то из композиторов своим творчеством сильно влечет вас, оказывая влияние и на вашу музыку, поиграйте Баха, и все забудется. Бах настраивает на высокие помыслы, в его музыке нет ничего будничного, но есть множество глубоких мыслей, богатство приемов. Поиграйте его произведения и снова обретете себя в творчестве.
Рейнгольд Морицевич требовал не только добросовестной работы в классе по его заданиям, дома по композиции, но и того, чтобы мы постоянно ходили на концерты, в театры, на выставки — духовно обогащались.
— Знакомство с другими искусствами рождает массу идей, — говорил он. — Советую на музыкальные спектакли и симфонические концерты непременно ходить с партитурой.
В те годы в Москву на гастроли приезжало много известных дирижеров: Отто Клемперер, Оскар Фрид, Герман Абендрот, Фриц Штидри и другие. На концертах этих музыкантов можно было видеть и советских дирижеров, сидящих с партитурами в руках, что-то в них отмечающих. И мы по совету учителя поступали так же.
— Партитура, — говорил он, — проясняет технику письма композитора, и вы слышите, как озвучен в оркестре тот или иной композиторский прием, мысль, идея.
Профессор много времени уделял именно техническим приемам сочинения, учил вслушиваться в свою музыку, слышать ее внутренним слухом, не проигрывая на инструменте. Я и сейчас часто пишу за столом, а не за роялем, но в пору ученичества однажды спросил Глиэра:
— Как лучше сочинять: за инструментом или без него?
— А публике, — отвечал он, — все равно, как вы сочиняете, лишь бы музыка была хорошей.
Требование профессиональности Глиэр обосновывал тем, что нередко, когда у композитора появляется та или иная идея, он может ее осуществить не столько силой своего дарования, хотя и это немаловажно, сколько знанием основ техники сочинения, умением подчинить себе материал, придать ему необходимую форму, опытом прошлых поколений прояснить для себя новую задачу.
— У художников, — говорил Глиэр, — у писателей и поэтов есть перед глазами реальные образы: природа и общество, люди, жизнь, явления стихий, времена года, свет, тень. Изображая, они опираются на фактическое видение предмета. Композиторы звуками рисуют свои воображаемые полотна, настроения, переживания. В реальной жизни нет тех образов, которые звучат в музыке. Трудно «угадать» во фрагменте симфонии, концерта, инструментального отрывка какое-то конкретное изображение. Его можно только сопоставить со сходным настроением в искусстве и жизни.
В музыке есть героическое, лирическое, эпическое, трагедийное звучания, есть волевое начало, созерцательное и прочее, но сказать, что это точное воспроизведение в звуках такого-то образа, нельзя.
Глиэр призывал тщательно изучать музыку мастеров прошлого, лучшие сочинения современников, ярчайшим образом воплощающие явления жизни и природы. И, опираясь на их опыт, следовать дальше.