— Как же мы будем выступать перед ними? — спросил я.
— Уже придумал: пусть певец вместе с баянистом встанут у телефона. Я вызову батареи, и они вот так и прослушают лучшие песни по телефону.
Так и состоялось это необычное выступление, которое певец Никитин и баянист Расщепкин провели с самой глубокой сердечностью и благоговением перед теми, кто слушал их, не покидая боевого поста.
Помню, когда мы попали в только что освобожденную от фашистов Ясную Поляну, артиллеристы, продолжая обстрел и наводя орудия на части противника, командовали:
— За Анну Каренину — огонь!
— За Наташу Ростову — огонь!
Мы долго ходили по разрушенной усадьбе великого писателя, и сердце сжималось от боли за жестокое надругательство над святынями советских людей. А потом ансамбль разместился на террасе, где когда-то Лев Николаевич Толстой принимал гостей и любил пить чай. В затянутое пороховым дымом небо понеслись советские и русские песни, а внизу стояли те, кто своею жизнью, кровью своею отвоевал этот дом, эти рощи, и тихую могилу Л. Н. Толстого, и землю, по которой он ходил.
Мы прощались с Ясной Поляной, и облик обожженной, словно плачущей и страдающей, как и люди, толстовской обители, остался в памяти навсегда.
Позднее встречи с артиллеристами продолжались уже в более радостных обстоятельствах. Однажды после концерта фронтовой группы ансамбля и исполнения артистами песни Анатолия Новикова «Самовары-самопалы» командир части, обращаясь к артистам, сказал:
— Дорогие друзья, вы только что дали нам замечательный концерт. В ответ на него через несколько минут выступят наши «артисты», которые покажут вам действие тульских «самоваров-самопалов».
Вскоре действительно раздалась команда:
— В честь Краснознаменного ансамбля — огонь!
И на врага обрушился залп гвардейских минометов.
Памятными были для нас встречи и на Калининском фронте. Выступать приходилось по многу раз в день. Командование видело, как воодушевляет бойцов наше искусство, и вместо положенных двух недель мы провели у гостеприимных хозяев более двух месяцев, не успев об этом сообщить в Москву. Велико же было удивление, когда по приезде в столицу нас встретили так, словно мы вернулись с того света. Оказывается, не получив извещения о задержке артистов, руководство ансамбля, мой отец и родные тех, кто был в поездке, уже считали нас пропавшими без вести. Вот была радость, когда все мы, целехонькие, возвратились домой.
Встречи со знаменитыми войсковыми частями, прославившимися в отдельных боевых операциях Великой Отечественной войны, явились стимулом для создания песен. Так произошло с отдельной мотострелковой бригадой, героически сражавшейся в битве за Сталинград, за что ей было присвоено звание гвардейской. Я написал песню о 7-й гвардейской на слова О. Колычева, посвятив ее бойцам и командирам прославленной бригады, рассказав в ней о боевых заслугах мужественных воинов.
В 7-й гвардейской бригаде ее пели в строю и на привалах.
1943 год ознаменовался для меня очень важным событием. В конце лета на фронте, во время короткого отдыха между выступлениями, в полевых условиях, на светлой солнечной поляне, окруженной лесом, меня торжественно приняли в члены Коммунистической партии Советского Союза. В ответ на поздравления товарищей я сказал:
— Служу Советскому Союзу!
„Славься, Отечество“
Первый салют в честь победы советских войск прогремел в 1943 году. Освобождению от фашистов Белгорода и Орла салютовали боевыми патронами. Оставались позади тяжкие начальные месяцы войны, и, хотя враг был еще силен, фронт неумолимо откатывался к западу.
В один из приездов в Москву мне позвонили из радиокомитета с просьбой встретиться и обсудить вопрос об организации на радио ансамбля советской песни. В редакции музыкальных передач сказали, что по совету нескольких композиторов была выбрана моя кандидатура.
В Краснознаменном ансамбле совмещение разрешили, и я приступил к организации нового коллектива. Удалось сформировать женскую группу хора, пригласить талантливых солистов Надежду Казанцеву, Людмилу Легостаеву, Владимира Бунчикова, Владимира Нечаева, Михаила Михайлова и других. Общими усилиями через некоторое время мы собрали смешанный хор в 60 человек и оркестр, состоявший из 40 музыкантов. В те годы передачи шли прямо в эфир, без предварительной записи. Поэтому часто приходилось выступать перед микрофоном поздней ночью, ранним утром, нередко коллектив и ночевал в радиоцентре. Уже после первых выступлений в эфире на радио начали приходить письма фронтовиков, людей, работающих в глубоком тылу, — многих советских радиослушателей.