– Вы, безусловно, женщина высокого полета!
– В точку!..
– Кто же вы по профессии?
– Я? Ангел с мозолистыми руками.
– Чем же вы этаким занимаетесь? – психолог на всякий случай перебрался своей кистью на запястье Валентины – подхватишь тут чего, не дай Бог! Вдруг экзема какая или еще чего похуже!..
От Валентины этот кистевой маневр не ускользнул. Она внутренне усмехнулась.
– Копаю…
– Что же вы роете? – Леонид Борисович держал фасон.
– Могилу, тем, кто слишком надоедлив и любопытен…
– А если серьезно?
– Пытаюсь откопать истину для себя.
– Как успехи?
– Никаких. Но сам процесс!..
Музыка стихла. Танец, к обоюдному облегчению, закончился. Расстались без обещаний и клятв в вечной любви. Психолог закосолапил к своему столику. Оттуда, на всякий случай, мыть руки…
Пашка так ни разу и не посмотрел в ее сторону. Она, конечно, не была психологом, которого целых два раза показывали по телевизору, но по напряженной спине чувствовала всем своим женским существом – тот, скорее всего, делает вид, что его не интересует, где она, с кем она. Во всяком случае, в этот вечер ей очень хотелось, чтобы именно так все и было…
Вдруг музыкант оркестра объявил:
– Для нашей московской гостьи! Известной артистки цирка, выдающейся воздушной гимнастки Валентины… э-э… фамилию называть не буду – ее и так весь мир знает! Исполняется эта песня! Приглашают дамы!
Зазвучала мелодия «Feelings»…
К горлу Валентины подкатил ком, она с трудом его проглотила… Тогда, пятнадцать лет назад, пылающей осенью, они танцевали под эту мелодию здесь, в этом городе, в кафе у пруда… У «пруда в осеннюю мурашку» – так назвал его Пашка. Они впервые тогда прижались друг к другу. Им было всего по семнадцать…
Пашка, ее Пашка, на нее сейчас пристально смотрел! Она все поняла!.. Это он заказал музыкантам их песню. Он все помнит!.. Валентина сделала шаг к его столику…
…Этот танец они исполняли много раз. Тогда… В той жизни… Сейчас движения вспоминались сами собой.
Платье Валентины словно было рождено для этой мелодии. Широкие вальсовые движения идеально ложились на эту музыку. Нужен был простор. Полет… Все невольно разошлись по кругу. Они остались одни. В эти минуты вряд ли кто для них существовал. Это было публичное одиночество. Одиночество вдвоем… Они молча смотрели друг другу в глаза и летели, летели…
Ангелы парили в ночи над монастырем, словно опытные цирковые полетчики. Они крутили для Валентины-Серафимы не только сальто-мортале, но и старое остросюжетное кино про ее жизнь, в который раз лишая сна…
Глава одиннадцатая
Монастырский день закончился. Еще один. Долгий, как и все, которые Серафима прожила здесь в заботах, чаяниях, надеждах, и что греха таить – в периодическом отчаянии, особенно в первое время. Если представить себе цепочку этих дней, похожих один на другой, она будет длинной, как все гастрольные поезда, в которых прошла молодость воздушной гимнастки, которую когда-то звали Валентиной.
Валентина… Нет такой больше. Теперь есть то, что составляет иную жизнь. Совсем иную…
Она теперь для всех матушка Серафима. Игуменья женского монастыря…
Забот навалилось, ответственности! Если бы не прошлый опыт руководства воздушным номером, где были одни лихие мужики, она бы не знала, что и делать. С женщинами много труднее, даже если они монашествующие. Скорее, именно поэтому. Страсти!.. Большая часть монахинь – женщины с трудным прошлым и психологическими проблемами. Тут нужно и выслушать, и власть применить, войти в положение, утешить, подбодрить, наказать, примирить. Постоянно учитывать индивидуальность каждой. Ежедневное совместное проживание сестер в замкнутом пространстве сказывается. Преподобный Феодор Студит заповедовал: «Открой сердце твое с любовью, руководи всех с милосердием, воспитай их, просвети их, усовершенствуй их о Господе. Изощри ум свой размышлением, возбуди свою готовность в мужестве, укрепи сердце свое в вере и надежде, иди впереди их во всяком доброделании, предшествуй в борьбе против духовных противников, защити, путеводи, введи их в место добродетели».
Легко сказать, да делать тяжело. Психологи тут не выдержали бы и месяца…
Хорошо, что она не одна. В духовном руководстве сестрами помогает духовник обители отец Илларион. Увы, помогают не все. Тут одна Благочинная чего стоит! Ближайшая помощница. Забот у нее тоже немало. За сестрами следит, как пастух за стадом, и в храме, и по монастырю. Делает это с каким-то излишним рвением. Напористая, бескомпромиссная. Почувствовала власть над сестрами – упивается! Вот где характер открылся. Лютый тиран! Две трудницы не выдержали, сбежали, поехали в Елецкий Знаменский монастырь, там искать уединения и Бога. Теперь, вдруг, на ровном месте ежедневная конфронтация с экономом монастыря. Сестра Анастасия, с образованием инженера-строителя, разбирающаяся в материалах, ценах, умеющая ладить с нанятыми рабочими и поставщиками лучше любого, то и дело жалуется – запилила, задергала! Видите ли, не соблюдает строгости, целомудрия – улыбается, ведет мирские разговоры с теми, кто делает ремонт основного корпуса. Как объяснить Благочинной, что это только монахи имеют два слова на устах: «простите» и «благословите» – и могут исполнять свои послушания, ни о чем не спрашивая. Мирские люди хотят понимать, что они делают, зачем они это делают и сколько денег за это получат. К тому же не все из рабочих «ангелы». Тут тоже свой подход надо иметь.
Как объяснить, что истинное монашество по самой своей сути заключается не в черных ризах, постах, долгих молитвах, не в умерщвлении только плоти и исключительных заботах о своем личном спасении, а единственно в исполнении самим делом заповедей Христовых, в деятельном, непрестанном проявлении к нашим ближним любви, правды, милости, без которых ни одному человеку невозможно спастись…
Когда-то самой Серафиме в первый день ее прихода в монашество старица обители сказала: «Старайся всегда в течение дня кому-то сделать добро. Очень опасайся причинить кому-то боль. И не дай Бог сделать кому-то зло – оно вернется, и его придется искупать. Когда ты будешь делать добро, люди будут говорить тебе «спаси Господи» – и тебе всегда будет хорошо». Эти слова стали путеводными на всю оставшуюся жизнь.
В «задушевном» разговоре с Благочинной, который стоил ей страшного напряжения, чтобы не отчитать по всей строгости за деспотизм, не высказать очевидное насчет ее человеческих качеств, не сорваться в грех гневливости, она ей просто указала на главное: «Нет в тебе доброты! Нет смирения!»
– Тогда кого же можно считать смиренным?.. – Благочинная в негодовании вскинула брови.
Ответ явно удивил ее до глубины души:
– Это тот, перед которым другой человек никогда не чувствует себя виноватым. Страшен тот, который умело формирует чувство вины у другого. Человека надо просто любить, не давать чувствовать себя виноватым перед тобой. Надо быть готовым отдать свою жизнь за всякого человека: за здорового и за больного, за умного и за глупого, за того, кого ты любишь и за обидчика твоего. И выше этого нет ничего! Ступай с Богом!..